bang-bang
Название: Рыцарь иглы и нитки
Тема: Шито белыми нитками
Автор: baccarat
Бета: IQ-sublimation и [L]Команда Красных[/L]
Краткое содержание: английская фантазия в греческом стиле
читать дальше
- «Лондон-трибьюн»! Покупайте «Лондон-трибьюн»! - надрывался на другой стороне улицы мальчишка, отчаянно размахивая газетой перед лицами прохожих. Его звонкий голос перекрывал даже шум омнибусов и совсем недавно сошедших с конвейера завода Гудиера прямиком на лондонские улицы паровых фаэтонов. Наверняка братец прикатил именно на таком — можно было и не сомневаться, что Винсент как глава «Мэлори Синтетик» заполучил одну из первых моделей.
Лавируя между неповоротливыми городскими омнибусами, которые то и дело пытались обдать пылью и паром как прохожих, так и пассажиров, я перебежал на другую сторону улицы и едва не получил свежим номером Трибьюн в глаз.
- Убийство в Вест-Энд! - прямо в ухо мне выкрикнул мальчишка. - Кто убил Вирджинию Вульф?! Только в свежем номере «Трибьюн»! Покупайте «Лондон-Трибьюн»!
Убийство? Винсент и «Тинтагель» тут же вылетели у меня из головы. На моей памяти это было первое убийство в Вест-Энд, о котором писали в «Трибьюн» и выкрикивали во весь голос на Пэлл Мэлл. О том, что дельце стоящее, мое мэлориевское чутье кричало громче мальчишки-продавца. Вульф, Вульф... где-то я эту фамилию слышал.
- Две унции, сэр, - мальчишка услужливо протягивал газету, пока я шарил в карманах в надежде найти хоть какие-то деньги. Что снова напомнило мне о Винсенте.
Заворачивая за угол на Трафальгарскую площадь, я надеялся, что братец все-таки меня дождался, поскольку две унции я все же нашел, и это были мои последние две унции. Таким образом, в «Тинтагель» я вошел счастливым обладателем «Лондон-Трибьюн» и абсолютно пустых карманов. Выразивший легкое презрение взгляд швейцара, который не получил законных чаевых, пришлось благополучно проигнорировать.
Винсент скептически осмотрел мой наряд и, видимо, нашел его достаточно приличным, так как против обыкновения никак его не прокомментировал, чем нарушил уже сложившуюся за последние два года традицию.
- Я уже собирался уходить, - сказал Винсент, но его нетронутая и совершенно точно не первая чашка кофе подсказала обратное — братец был намерен дождаться меня во что бы то ни стало.
- Домашние? - спросил я, усаживаясь напротив. Тосты с беконом появились как по волшебству, и мой голодный желудок был этому волшебству очень рад.
- Было бы неплохо, если бы ты хоть иногда появлялся матери на глаза, - Винсент выглядел усталым и почему-то несчастным. Он даже реже обычного косился на свое отражение в стекле, чтобы убедиться, не сбились ли волосы.
- Винс, все нормально? - это был совершенно точно — глупый вопрос, потому что все было совершенно очевидно ненормально.
- Не читал еще? - он кивнул на мою «Трибьюн». Я отрицательно помотал головой, пытаясь прожевать все то, чем успел набить рот.
- Первая полоса, - голос у Винса сделался совсем унылым, - Мелани приехала утром и тут же закатила скандал.
И тут я вспомнил, где слышал фамилию Вульф. Вирджиния Вульф обрела весьма скандальную славу в качестве автора романа «Между актов», который все приличные дамы объявили образцом пошлости и дурного вкуса и с упоением перечитывали по ночам. А еще Вирджиния была кузиной Мелани Мэлори — очень приличной дамы и слишком здравомыслящей жены Винсента. И разумеется, помимо всего прочего, Вирджиния была любовницей моего брата.
Не знаю, продолжалась ли их связь до сих пор, но ситуация все равно была неловкой. И я понятия не имел, как себя вести. Сочувствовать было бы глупо и лицемерно, а не сочувствовать — как-то черство, что ли. Мой взгляд упал на раскрытую статью. «Зверское убийство в Вест-Энд», гласил подзаголовок. «Горло жертвы было перерезано, а шея зашита белой нитью». Первой мне попалась на глаза фамилия Салливана, которого газетчики окрестили «повелителем чайных листьев». Его мисс Вульф также не обходила вниманием. Не надо было быть основателем частного сыскного агенства «Лейк и Мэлори», чтобы понять, что где-то поблизости найдется и «акриловый король» Винсент Мэлори.
- Н-да, - протянул я, и не придумал ничего лучше, как ляпнуть, - Слушай, Винс, хочешь, мы с Лансом займемся этим делом?
- Вот, - Винсент посмотрел на меня, будто я был законченным психом, и подвинул мне через весь стол конверт, - как всегда. Не забудь, что у Ари и Асти скоро день рождения.
Он поднялся, сунул под чашку чаевые и нервно поправил старательно уложенные волосы, чтобы скрыть отсутствующее левое ухо.
- И не вздумай лезть в это дело.
Я смотрел в окно на его долговязую фигуру - через улицу действительно стоял фаэтон Гудиера, в котором мой братец и скрылся — и думал, что наконец-то получил дело своей мечты и обязательно в него полезу. Вот только Ланса прихвачу и полезу.
Денег не было, выпивки тоже. Томас исчез еще вчера вечером, прихватив остатки и того и другого. Жизнь выглядела чертовски несправедливой. Это была первая и последняя мысль, успевшая прийти в голову бывшему инспектору Скотланд-Ярда перед тем, как в частное сыскное агентство «Лейк и Мэлори» бесцеремонно вломились два бывших сослуживца этого самого инспектора и, выдернув его, все еще сонного, но уже очень злого и не расположенного к общению, из постели, наспех упаковали в первую попавшуюся одежду и уволокли в неизвестном направлении. Так как Ланселот Лейк слишком хорошо знал личностей, тащивших его под руки, то вместо того, чтобы оказывать сопротивление при задержании, он предпочел продолжить с того места, на котором его прервали, и благополучно задремал. Ланселот Лейк был не лишен смекалки и практического ума и поэтому прекрасно знал, что если бы ему каким-то чудом удалось справиться с инспектором Дойлем — чемпионом Лондона по джиу-джитцу, то против его напарника инспектора Конана приема точно бы не нашлось.
Спустя неопределенное время и неопределенное же число переулков и лестниц денег не добавилось, но полная до краев темным ирландским пивом кружка настойчиво убеждала Ланселота, что жизнь налаживается. Все еще пребывая где-то между сном и явью, Ланселот протянул руку, ухватился за кружку, как за якорь, который несомненно прибьет его к реальности, и сделал большой глоток живительной влаги.
- Ну, все, - сказала реальность голосом старины Конана, - он жив.
- А выглядит по-прежнему, - с сомнением отозвался голос Дойля.
- Он всегда так выглядит, - сбоку что-то пошевелилось, зашуршало бумагой, и Ланселот краем глаза заметил, как к нему подвигают стопку газет, за которой прячется что-то до боли похожее на полицейские отчеты.
Все еще бессмысленно глядя в наполовину опустевшую кружку, он различил гул голосов где-то на фоне. Ну да, ну да, было утро и обычные посетители «Субмарины» покуда не подтянулись. Сквозь желтые, оставшиеся от лучших времен стекла лился грязный утренний свет, по стенам мигали через одну умирающим светом газовые лампы. На медной трубе, о которую бывшего инспектора Лейка не раз прикладывали головой, сидел Лимон, черный хозяйский кот, и подчеркнуто игнорировал происходящее.
- Ну? - Ланселот отхлебнул еще пива, отчего содержимого кружки значительно уменьшилось, и это бывшего инспектора почему-то огорчило.
- Читай.
Ланселот подозревал, что не получится, но надо было хоть попытаться, поэтому он заглянул в глаза Конану, как хорошему полицейскому, и намекнул:
- Завтрак?
- Не заслужил еще, - ответил тоже по-своему неплохой полицейский Дойль.
- Ладно, - Ланселот одним глотком допил то, что по какому-то недоразумению оставалось в кружке, - ладно. Вы же не думаете, что я стану читать? В чем дело?
- Я знал, что не надо было тащить весь этот хлам, - пробормотал Дойль, - в общем, дело в чем. Сегодня с самого утра у шефа истерика, вся контора на ушах. Утром в Южном Кенсингтоне нашли некую мисс Вирджинию Вульф. Она оказалась авторессой какого-то непристойного романа и обитательницей особнячка неподалеку — в Белгравии, если точнее. И нашли эту дамочку совсем мертвой.
- Любовников поищите, - лениво отозвался Ланселот, с тоской глядя на пустую кружку, - ей-богу, как маленькие...
Конан знакомо закатил глаза и потряс у него перед носом отчетом патологоанатома.
- У дамочки было располосовано горло, собственно, от этого она и умерла. Но на тыльной стороне шеи вдобавок нашлась аккуратная ранка, разрез, зашитый белыми нитками. Риччи говорит, что у мадемуазели одолжили немного спинного мозга, а потом заштопали белой ниткой. Очень аккуратно заштопали. А горло - как тесаком.
- И теперь газеты орут об этом, потому что дамочка из Белгравии, - скривился Ланселот, - поорут и перестанут, я-то вам зачем?
- Ну, во-первых, газеты орут только об этой Вульф, а неделю назад был ударенный на всю голову проповедник Дулиттл, а две недели назад - шлюха в Ист-Энде: горло, нитки, все то же... И, во-вторых, Ланс, с белгрейвской дамочкой мутил некий Винсент Мэлори. На твоей берлоге на Бейкер-стрит, кажется, написано «Лейк и Мэлори»?
Жизнь поворачивалась неожиданной стороной. Так подумал Ланселот Лейк, бывший инспектор Скотланд-Ярда, и решительно сказал:
- Завтрак!
- А, черт, с тобой, - махнул рукой уже на все согласный Дойль, потому что это было «да», полное и безоговорочное «да», сказанное человеком, поймавшим четыре с лишним года назад Шерлока Ватсона, маньяка, который держал в страхе весь Лондон. Того самого доктора Ватсона, который по заключению собственных коллег, страдал раздвоением личности, а по заключению Ланса - наслаждался.
- Только не высовывайся. Сам понимаешь, если кто узнает, что мы тебе отчеты сливаем, то мы этой дамочке еще и позавидуем, такое шеф с нами сделает. А там найдем этого урода, сразу организуем «Трибьюн», все дела, и вернешься, а то совсем ты захирел в этом своем сыскном агентстве. Да и шеф скучает, даже орать тише стал...
Итак, я ничуть не удивился, когда у Ланса обнаружились свидетельские показания, копии отчетов патологоанатома и все, что вообще имелось у полиции по загадочному делу Вирджинии Вульф. И я принялся с воодушевлением нарушать запрет Винса, то есть по уши влез в это дело. Впрочем, информации по делу мисс Вульф оказалось до безобразия мало, зато возникшие как по волшебству еще два трупа придавали ему очень любопытный оборот.
- Сумасшедший проповедник, девица легкого поведения и... девица легкого поведения из высшего общества, - я загнул третий палец и наконец посмотрел на Ланса, - это интересно.
Он промолчал, потому что был всецело занят поглощением сомнительного на вид пирога мадам Тюссо, нашей домовладелицы. Памятуя, что даже такая отвратительная штука, как пирог мадам Тюссо, у Ланса считается едой, но и не забывая, что у нас наконец-то дело, я все же продолжил:
- Зашитые шеи и перерезанное горло, и жертвы никак между собой не связаны — по крайней мере, на первый взгляд. - Ланс что-то пробурчал, но пирог все еще занимал львиную долю его внимания, и я заключил, - мы имеем дело с серийным убийцей, и что-то мне подсказывает, здесь замешан какой-то ритуал.
- Очень удобно, и твой брат совершенно ни при чем, - кивнул наконец Лейк, запив пирог стаканом хереса.
Меня передернуло. То ли от того, как он махом опрокинул полный стакан, то ли от упоминания Винсента.
- Мой брат — не маньяк, - обижаться на Ланса не было смысла. Но я обиделся.
- Разумеется, - он без выражения посмотрел мимо меня в окно, - надеюсь, ты дочитал до ниток?
- Разумеется, - фыркнул я, - это же на первой странице.
- Я имел виду не мисс Вульф, а Дулиттла и эту, как ее...
- Патрисия Бронте, - подсказал я.
- Да, да, и она. - Ланселот взял ее дело и извлек оттуда один из документов. - Вот, первую жертву нашли через тринадцать часов после убийства: на предположительном месте убийства нитки были, но через полтора часа на столе у патологоанатома брать для анализа было уже нечего. Предварительное заключение: нить рассосалась, как рассасываются хирургические нити, только произошло это за какие-то четырнадцать-пятнадцать часов. А вот заключение по Бронте. Тут им повезло — семь часов, успели извлечь образец. Негусто, но кое-что смогли определить: нить синтетическая.
- Звучит так, будто я попал в лабораторию «Мэлори Синтетик», - пробормотал я и налил себе выпить (околохимические разговоры обычно только к этому и располагали), — кажется, мне никуда не скрыться от всей этой зауми.
- Вот именно, поэтому надо поговорить с мистером Винсентом Мэлори - пока что он единственный, кто хоть как-то связан и с одной из жертв, и с синтетическими нитками. Если, конечно, не предположить, что это нитки от чайных пакетиков мистера Салливана.
- Он не одобряет моего участия в деле, - признался я.
- Ну так намекни ему, что только наше участие в этом деле может предотвратить огласку о его участии. - Ланселот бросил бумаги на стол и принюхался, - о, снова старая ведьма варит какую-то пахучую дрянь.
С первого этажа действительно поднимался едкий цветочный запах, что могло свидетельствовать только об одном: мадам Тюссо снова делала партию ароматических свечей. Когда-то у месье Тюссо был весьма выгодный свечной бизнес, но после того, как месье Тюссо умер, а газовые лампы вытеснили старомодные свечи из обихода, дела у мадам Тюссо пошли значительно хуже. Вдова, однако, не опустила руки, а взялась делать свечи, ароматизированные какой-то невыносимой гадостью, тут же завоевавшие бешеную популярность у дамочек из округи. Вскоре предприимчивая мадам нашла весьма выгодных заказчиков даже в Вест-Энд. В общем-то о ней мне рассказала Ари, когда я проболтался о своих планах выпрыгнуть ночью в окно и сбежать, куда глаза глядят, только бы не становиться вторым Винсентом или Джеральдиной.
Ари никогда бы не выдала меня отцу — Ари и Асти с ним не ладили, поэтому я и отправился не куда глаза глядят, а к некоей мадам Тюссо, у которой тетушка заказывала пахучие свечи. Мадам оказалась еще более странной, чем Ари и Асти вместе взятые, но все ее странности сполна искупал тот факт, что она по сходной цене сдала мне второй этаж своего дома на Бейкер-стрит — гостиная, три спальни - и вдобавок кормила меня собственного печения пирогами. То, что я назвался частным сыщиком, ее нисколько не смутило, как и появление второго жильца. Даже то, что к нему захаживали вроде Конана и Дойля (тут надо заметить, что инспектор Конан имел вид настоящего варвара, а инспектор Дойль имел привычку совать везде свой не очень короткий нос) нисколько ее не смущало.
А нас кое-что смущало. Как-то, спустившись к мадам за пирогом — когда я пытался предположить, чем мадам начиняла пироги, у меня сразу же пропадал аппетит — я вместо хозяйки налетел на труп. В темноте его лицо казалось восковым. Он лежал прямо у камина, неловко согнув руку, и не шевелился. Я застыл. Следовало бы подойти и удостовериться, что мертвец действительно мертв, но я стоял и ничего не делал. Почему-то я был уверен, что труп настоящий. Мадам со своими восковыми делишками неизменно наталкивала меня на мысли о колдовстве и прочей подобной чепухе, и я подсознательно ждал от нее чего-то этакого. Когда голодный и злой Ланс спустился вниз посмотреть, куда я запропастился, я стоял на том же месте и в своей неподвижности мог поспорить с телом у камина. Он выругался, подошел к трупу, перевернул его, и тут мы узнали, что мадам пускала воск не только на свечи. Никакой это был не труп, а как потом с гордостью сообщила нам мадам — точная восковая копия месье Тюссо. С тех пор мы странностям хозяйки не удивлялись.
- Тебе не кажется, что подозревать следует не Винса, - мне стало обидно за брата. Что Лейк вообще о нем знает? Ничего. А я знаю Винса, знаю, что он мухи не тронет. Особенно после того, что с ним случилось. От непонятной смеси злости и обиды я вскочил и принялся нервно расхаживать по комнате. Ланселот посмотрел на меня с интересом — кажется, я его забавлял.
- Вот знаешь что, - сказал я, - если нить растворяется, может, это действительно хирургическая нить?
Слишком быстро для хирургической нити, - возразил он, но тон его мне показался поощрительным, хотя менее всего я сейчас нуждался в подбадриваниях.
- Тогда почему бы не предположить, что эти раны были зашиты не после смерти, а задолго до?
- Наверное, потому, что ты невнимательно читал отчеты — раны были и нанесены, и зашиты после того, как жертвам перерезали горло.
Я бессильно сжал кулаки.
- Ты к чему-то вел, - подсказал Ланс.
- Верно, - но после его слов мои предположения теряли какую-либо ценность, и я только повторил, - верно.
- Искать следует врача? - полувопросительно сказал он, озвучивая мою догадку.
- Если нить не хирургическая, то в этом нет никакого смысла, - я уныло сел в кресло и потер и без того затертые подлокотники.
«Если она не просто синтетическая, - подумал я, - если она акриловая...» Дальше думать не стал, потому что только сейчас до меня дошел весь ужас происходящего. Я сидел и смотрел в темное окно, все тело била противная дрожь, хотя в комнате было тепло, несмотря на открытое окно. Единственное, в чем я был сейчас уверен — Винс здесь ни при чем.
- Это хорошая идея, - наконец сказал Ланс, протягивая мне стакан, - раны зашиты очень умело — убийца проделывал это не раз. Как если бы он действительно был врачом. Но с твоим братом надо поговорить, потому что именно он в первую очередь заинтересует и полицию, и газетчиков — «акриловый король» более подходящая персона для первой полосы, чем какой-то воображаемый врач.
- Ты веришь, что Винс не делал этого? - вопрос глупее невозможно было бы придумать при всем желании. Но фраза сорвалась с языка быстрее, чем я смог усовершенствовать ее до превосходной степени идиотизма.
Ланс пожал плечами.
- Надеюсь, твой брат не любит на досуге вышивать крестиком, - сказал он.
- Завтра?
- Я не думаю, что стоит... - тут он замолк на середине фразы, встал, огляделся, будто узнавая место, где находился, посмотрел на меня и вдруг повалился на пол без сознания.
Все произошло так неожиданно, что я растерялся. В последнее время приступов не было, предыдущий случился месяца два назад посреди моего возмущенного рассказа о том, как отец через тетушку Ари пытался вызвать меня для «серьезного разговора».
Пришел в себя он внезапно, я даже не успел достать у него из кармана неизменный флакон с нашатырным спиртом, и теперь только стоял над Лансом на коленях, с рукой в кармане его сюртука, и пялился в смотрящие в никуда глаза.
- Завтра, хорошо, - сказал он, - пойдем завтра.
Он отвел мою руку, поднялся как ни в чем ни бывало и пошел прочь из комнаты.
Посыльный, не ожидавший излишней щедрости от господ из сомнительного заведения «Субмарина», немало удивился, когда упомянутые господа накинули сверху целую унцию за ответ, который получили из особняка на Гросвенор-плейс. Видимо, ответ господам понравился. Это было утром, а вечером Ланселот Лейк, все еще бывший инспектор Скотланд-Ярда, сидел в одиночестве в упомянутом пабе и тоскливо изучал лабиринт трещин на грязной деревянной столешнице. Чувство дежа вю, преследовавшее его с того самого момента как он в 10.24 утра переступил порог дома на Гросвенор-плейс, наконец-то исчезло. И это было единственное, что его хоть как-то радовало. Томас, который при каждом удобном и неудобном случае сообщал, что ничто не заставит его вернуться к роли послушного сына сэра Артура Мэлори, по первому ласковому зову мамочки убежал, поджав хвост, на ужин в родной особняк. Ланселот усмехнулся — мадам Джиневра начала томно пожирать его глазами, едва увидела, и планировала продолжить трапезу вечером, но он позорно оставил поле боя, отправив Томаса одного. В конце концов, ему в этом кошмарном доме точно ничего не грозило. Сам же мистер Лейк, здраво оценив ситуацию, решил, что посещать особняк Мэлори дважды за один день еще не готов. Особенно если учесть, что ему постоянно казалось, будто бы он бывал там и не раз. Ну и разумеется учитывая, что Джиневра Мэлори была не единственной акулой, водившейся в тамошних тихих омутах.
- Что скажешь, Ланс? - если Дойль вполне мог появиться незаметно, то вот Конан этим свойством точно похвастаться бы не смог. Их внезапное появление Ланселот счел не очень хорошим знаком. Он поморщился и решил списать свою невнимательность на общую несговорчивость мистера Винсента Мэлори, излишнюю сговорчивость миссис Джиневры, белый чулок Ариадны и более всех остальных на мистера Мэлори с чудовищным именем Астерий.
- Мы работаем.
- Ты был у Винсента Мэлори сегодня, - сказал Дойль и посмотрел выжидающе.
- Следите за мной?
- Не за тобой.
- Ложный след, - отмахнулся Лейк, - Этот Мэлори не убивал ни Вульф, ни тех, других. Думаю, он вообще в Ист-Энде и не бывал-то. Единственный человек, которого Винсент бы с удовольствием прикончил, это Артур Мэлори. Но наше дело называется не «Смерть Артура».
- Это все, что имеется в его защиту? - скептически отозвался Конан. Оба сыщика выглядели разочарованными.
- Ну, если ты настаиваешь, и если вы сами еще не заметили, - лениво протянул Лейк, - всем трем жертвам горло перерезали справа налево и шили тоже справа налево. Одним словом, убийца действует правой рукой, и весьма ловко действует. А Винсент Мэлори — левша.
- Кто знает, а вдруг он может одинаково действовать обеими руками? - возразил Дойль. – Может, он перо держит в правой, а горло перерезает одной левой.
- Это вряд ли. Видишь ли, мистер Мэлори левша не от рождения. В детстве он очень неудачно сломал пальцы правой руки, и с тех пор ему поневоле пришлось стать левшой, потому что срослись они неправильно и подвижность почти потеряли.
- Боюсь, это ему не поможет, - пробормотал Дойль, - шеф твердо вознамерился попасть на первые полосы и заграбастать какой-нибудь орден от Ее Величества. Пока что Винсент Мэлори - идеальная кандидатура.
- Против него ничего нет, - возразил Ланселот.
- Сегодня пришли результаты по нити Вульф. Ни черта в этом не понимаю, но самое главное, что нить не просто синтетическая — она с какой-то там стороны акриловая. А это теперь волшебное слово.
Еще позже тем же вечером, глядя в потолок своей спальни, Ланселот думал, что и Конану, и Дойлю, и даже шефу абсолютно все равно, виновен Винсент Мэлори или нет. По сути ему, Ланселоту Лейку, тоже было все равно. Но более всех наплевать было самому Винсенту Мэлори. Ланселот вспомнил его лицо сегодня утром. Этот человек был абсолютно несчастен и скрывал свои чувства из рук вон плохо. И мисс Вульф с ее жизнью и смертью была вовсе не основной причиной. А вот отсутствующее левое ухо Винсента, видимо, могло бы объяснить многое, но этот вопрос Винсент проигнорировал. Ланселот вдруг вспомнил затянутую в белый узорчатый чулок ножку Ариадны Мэлори, и то, как легкомысленно задралась ее юбка едва не до колена.
- Да это Томми и с ним мистер, которого он давно обещал привести, - говорила она в отверстие в стене, - ты поднимешься?
- Возможно, позже, - ответили Ариадне из стены, и она загадочно улыбнулась племяннику и его компаньону, будто услышала больше, чем было сказано.
- Это моя любимая тетушка Ариадна, - счастливо представил Томас, когда она закрыла странное переговорное устройство круглой медной пластиной, убрала, наконец, колено с кресла и одернула юбку.
- Твоей тете точно тридцать четыре? - переспросил Ланселот, когда они поднимались в кабинет Винсента.
- Через неделю будет тридцать пять... тридцатого сентября.
Ланселот ничего не ответил и почему-то совсем не удивился — в этот самый день ему самому стукнет тридцать три. Через неделю. А сейчас он точно знал, что кабинет нынешнего главы Мэлори Синтетик находится на втором этаже направо от лестницы, и окна выходят в сад за домом. А женщина, оставшаяся внизу, любит загибать в книгах страницы, рисовать на полях и оставлять ему замечания, подчеркивая фразы в тексте. Еще — малиновый пудинг, дурацкие ароматические свечи мадам Тюссо, подъемник на другой стороне дома и балкон у него в спальне. Ланселоту казалось, что он видел Ариадну Мэлори сотни раз, знал о ней все, но он не видел и не знал, и никакого балкона у него в спальне, конечно, не было.
- Когда вы в последний раз встречались с мисс Вульф? - спросил Ланселот. Винсент Мэлори когда-то был красив, но сейчас напоминал скелет на шарнирах, который забавно дергался, будто через него пропускали ток.
- В среду, - Винсент пробежал взглядом по лицу собеседника и снова уставился в картину на стене. Картину Ланселот заметил сразу — она была единственным ярким пятном в этой мрачной комнате, зашитой деревянными панелями. Винсент выглядел как мертвец, обитающий в гробу. На стене гроба цвели желтые подсолнухи.
- В пятницу вы не видели ее? - уточнил Лейк.
- Нет, не видел, - томасов брат пригладил волосы над левым ухом. Но щегольская длинная прядь не обманула Ланселота — уха не было.
- Это вы убили Вирджинию Вульф? - Ланселот не спускал с него глаз.
- Нет, - вместо того, чтобы смутить Винсента, вопрос неожиданно придал ему спокойствия, - я ее не убивал.
- Вы ее ревновали?
- Ее? К кому? Нет, не ревновал, нет, - недоумение сменилось усмешкой. Казалось, Винсент Мэлори устал даже проявлять эмоции.
- Вы любили мисс Вульф?
- С ней я мог быть собой. - Винсент снова пригладил полосы и повторил, - Я не убивал ее.
- Где вы были в ночь убийства?
- Дома, спал, вероятно.
- А накануне вечером?
- В «Мэлори Синтетик», а потом был с Ариадной в Гайд-парке — она хотела послушать какого-то очередного полоумного поэта.
- С вашей тетей? - уточнил Ланселот.
- Точно, - усмехнулся Винсент, - Асти был нездоров. А ей нужна была компания.
- Вы долго там пробыли?
- Не знаю, - предполагаемый убийца пожал плечами, - к ужину мы не успели в любом случае.
- Ваша жена, миссис Мелани Мэлори, может подтвердить, что вы всю ночь были дома?
- Мелани всю прошлую неделю провела в нашем загородном доме и вернулась утром в субботу.
- Это не очень хорошо, мистер Мэлори, - заметил Ланселот, но Винсента замечание, похоже, никак не взволновало. Он вообще был чрезвычайно меланхоличен как для человека, чью любовницу убили двумя днями ранее при загадочных обстоятельствах.
- К вам уже приходили из Скотланд-Ярда?
- Вчера. Спрашивали примерно то же, что и вы.
- Ясно... Ваша рука, что с ней?
Винсент Мэлори вдруг дернулся так, будто Ланс ударил его.
- Сломал пальцы в детстве — неудачно, как видите.
- Ясно, - повторил Ланс, бессмысленно глядя на неподвижную руку собеседника.
- Полагаете, я подхожу на роль убийцы? - безразлично спросил Винсент, тем не менее проясняя, что несмотря на общий усталый и несчастный вид, ситуацию он отлично осознает.
- Полагаю, ваш портрет с надписью «акриловый король штопал свои преступления белыми нитками» привлечёт немало внимания, - поднимаясь, ответил Ланселот в последней попытке его расшевелить.
Винсент Мэлори только пожал плечами. Лейк подумал, что никогда еще не видел двух более разных братьев, чем Томас и Винсент...
… Ланселот услышал, как хлопнула дверь, потом торопливые неуверенные шаги и грохот. Томас вернулся. Когда Ланселот вышел в гостиную, Мэлори самый младший лежал в кресле и выглядел так, будто побывал только что не на семейном ужине, а в одном из притонов Ист-Энда. И, разумеется, он был пьян.
- Ланс, дружище, - заплетающимся языком выговорил Томас, - ты бросил меня там, и ты... ты правильно сделал. Никогда, никогда я больше не полезу в этот гадюшник. Ни-ког-да. Ты видел, что они сделали с Винсом? Видел... Бедный Винс. Но со мной у них не получится. Нет.
- Шел бы ты спать, Томми, - меньше всего Лейк хотел сейчас возиться со впавшим в пьяную разговорчивость Томасом.
- Я знаю, знаю, - Томас начисто проигнорировал его слова и поудобнее устроился в кресле. То есть попытался устроиться, кресло от него неуловимо ускользало, причем, кажется, в разные стороны. - Матушка хочет мне добра. По-своему. Поэтому она и заманивает, поет сладким голосом, как сирена. А мы все идем, и я, и Джеральдина, и Винсент — идем и попадаем в ловушку этого дома, в этот проклятый лабиринт, откуда не выбраться. Добрая сумасшедшая тетушка Ари... Она дала мне волшебную нить.
- По-моему, ты ударился в лирику, — заметил Ланселот, усаживаясь в другое кресло, раз уж Томас, видимо, никуда отсюда уходить не собирался.
- Лирика — роскошь, недоступная тем, кто делает деньги, - усмехнулся Томас, - вот Джеральдина, моя сестра, я говорил тебе как-то, она все хотела стать актрисой, бедняжка. Вообще я согласен, конечно, что для барышни с фамилией Мэлори актерство самое неподходящее занятие…Лучше уж бы она опозорила нашу честную и благородную фамилию, но не стала тем, чем стала после замужества… Даже не знаю, кого она ненавидит больше – себя или весь мир... Ну, Винсента ты и сам видел... И только он, он, окопался в своих владениях и царствует. Иногда мне кажется, что он ненавидит нас всех, и Асти с Ари тоже ненавидит. Они хорошие, хотя и психи совсем. А вот он совсем не псих. И другим не позволит.
Ланселот понял, что «он», герой этой бессвязной и оттого еще более беспомощной и жалкой речи Томаса — никто иной как Артур Мэлори, бывший глава «Мэлори Синтетик», неизменный глава семейства Мэлори и домашний тиран, державший под колпаком все семейство, кроме, возможно, тех, кто сбежал от его дистиллированного здравомыслия в свое безумие. Ланселот никогда никого так не ненавидел. Да он и Артура Мэлори не ненавидел, вдруг подумал Лейк. Это чувство было не его, равно как и утреннее знание о том, что любит Ариадна Мэлори.
- Ненавижу его, - словно в ответ на его мысли прошипел Томас и вдруг стал похож на Астерия Мэлори, своего слишком красивого дядю. Это было последнее, что он сказал перед тем, как провалиться в сон.
Смилостивившись, Ланселот оттащил Томаса в спальню.
Сам он еще долго не мог заснуть. Сумасшедшая семейка Томаса водила хороводы в его воображении. И дом, особняк на Гросвенор-плейс, мрачный, пропитанный ненавистью и несбывшимися мечтами, он хранил тайны. Эти старые дома, думал Ланселот, они всегда хранят какие-то чудовищные тайны. На Гросвенор-плейс еще придется вернуться. Артур Мэлори — невидимый домашний деспот. Джиневра — стареющея кокетка со стальной хваткой. Винсент... С Винсентом все ясно, кроме уха. А за ухом - историйка, в которой наверняка весь Винсент, настоящий, а не это меланхоличное привидение. Ариадна и Астерий... хотя, вероятно, все-таки Астерий и Ариадна. Ланселот усмехнулся. Только сегодня он понял, почему Ари и Асти, почему всегда вместе. Удивительно, но до этого Лейк был уверен, что они женаты. Он еще думал так, когда увидел Ариадну в гостиной, наверное, думал так и в кабинете Винсента. Ровно до того момента, когда на лестнице встретил Астерия Мэлори. Тусклый стеклянный фонарь — в этом доме было темно даже днем — высветил бледное лицо, темные растрепанные волосы и внимательный взгляд почти черных глаз. Но игра света и тени больше не могла провести Ланселота — глаза у этого человека были серые, как разлившаяся ртуть, и наверняка в моменты особого волнения нездорово блестели. Совсем как у Ариадны, его сестры-близнеца.
Мысли Ланселота обратились к относительно недалекому прошлому. Были еще и проповедник со шлюхой. О проповеднике можно было поспрашивать в Гайд-парке, там его наверняка хорошо знали, а шлюха — Ланселот взял со стола ее досье — Пат Бронте. «Показания Терезы Беркли, владелицы ателье на Шарлотт-стрит». Ланселот усмехнулся, представив себе, какие в этом ателье бывали примерки. Мисс Бронте состояла в заведении швеей, но Беркли утверждала, что Патрисия не появлялась у нее последние две недели. Стоило положиться на личное обаяние и задать почтенной владелице несколько дополнительных вопросов.
Семейство Мэлори. Ариадна и Винсент были в Гайд-парке. В Гайд-парке неделей раньше нашли Дулиттла. Впервые за сегодняшний день Ланселот подумал, что мог ошибиться с Винсентом, оправдывая его только на интуиции и правиле правой руки. А вдруг он не просто провожал Ариадну, а вернулся на место преступления? Перед глазами всплыли яркие желтые подсолнухи. Винсент и подсолнухи. Винсент и сломанные пальцы. Винсент и Вирджиния. Томас уверен, что Винсент невиновен. И Джиневра... это не легкомыслие, точнее, не только легкомыслие — ей даже в голову не пришло, что Винсент может быть способен на что-то подобное. «Мой племянник притягивает неприятности, как магнит», - сказал на лестнице Астерий Мэлори. Он еще успел превратиться в свою сестру, прежде чем бывший инспектор Лейк окончательно заснул.
- Винсента арестовали, - сказал он, и я прирос к месту. Я не думал, что все зайдет так далеко. Разве что только теоретически. Но Винсент в тюрьме — это была уже совсем не теория.
- Не дергайся, - предупредил Ланс, хотя сам выглядел взвинченным, - сейчас поедем в дом Вульф, там кое-что обнаружили. Надо прояснить детали.
- А... откуда ты узнал?
- Твой дядя послал за мной, а я как раз... - тут Ланс почему-то скривился и потер лоб, - я как раз зашел на Бейкер-стрит.
Вопросы расползались и складывались в дурацкие предложения, но я пребывал в такой растерянности, что не задал ни одного. Ланс вытащил меня наверх, по дороге мы наткнулись на Дойля. «Это не может быть кровь, ты сам сказал, что кровь выглядит по-другому», - сказал ему Ланс. «Даже если нет, то шеф настроен его посадить» - отмахнулся тот. «Пусть шеф утрется», - зло отрезал мой компаньон, и мы вышли наконец на улицу.
- Я хочу увидеть Винса, - сказал я.
- Потом, - ответил Ланс и втолкнул меня в экипаж.
Тишина обрушилась на меня внезапно, а потом вдруг все встало на свои места, и я успокоился. А когда дверь открылась, и я увидел Асти, который выглядел спокойным как удав, то успокоился окончательно. Он бесцеремонно пнул меня тростью, заставляя подвинуться, и уселся напротив Ланса. Ланс постучал извозчику, и мы тронулись.
- Винсент в Пентонвиле, - сказал мне дядюшка, - с ним все в относительном порядке. Тебе не нужно беспокоиться, - он зачем-то взял меня за руку, так, как обычно это делала Ари, и я почти поверил, что все наладится, - занимайся делом. Насколько я понимаю, никаких серьезных улик против Винсента нет?
Последний вопрос был обращен к Лансу.
- Сейчас мы поедем в дом Вульф и расспросим горничную, что это за рубашка...
- Рубашка? - перебил я.
- Горничная мисс Вульф нашла рубашку твоего брата, перемазанную чем-то красным. Разумеется, полиция думает, что кровью. Поэтому Винсента и арестовали, - пояснил Ланс, - а рубашку отправили в лабораторию.
- Что у них есть, кроме рубашки? - спросил Асти.
- А рубашка вас, стало быть, не волнует? - насторожился Ланс.
- Нет, - усмехнулся дядюшка, - не волнует. Вообще-то я уверен, что на рубашке краска. Акриловая, наверное, если они умудрились принять ее за кровь.
- Ваш племянник ходил к мисс Вульф, чтобы красить стены? - теперь Ланс смотрел на собеседника с любопытством.
- Так Томми ничего вам не рассказал?
- Конечно, нет! - перебил я. - Это не имеет отношения к делу.
Асти посмотрел на меня, потом на Ланса, и, судя по всему, сказал не совсем то, что собирался.
- Тогда я расскажу.
Я уже открыл было рот, чтобы запретить ему — этого про Винсента было рассказывать нельзя, никому, никогда, вообще (я до сих пор мучился оттого, что наговорил вчера Лансу) — но он сжал мою руку, и это оказало на меня почти магический эффект. Я просто сидел, смотрел на его профиль и чувствовал неимоверное облегчение, что все решается само собой, что я даже пытался остановить его. Но он держал меня за руку, как ребенка, и я не хотел, чтобы он отпустил меня.
- Винсент с детства любил рисовать, - тем времен сообщил Асти Лансу, - но у моего брата были на него несколько другие планы. И когда винсентово увлечение стало этим планам мешать, Артур запретил ему тратить время на всякую ерунду...
Ланс внимательно смотрел Асти в лицо, будто пытался что-то вспомнить, мне даже показалось, что он не слушал. Ланс выглядел настороженным и встревоженным. И это заметил не только я.
- Позже вы скажете, почему так на меня уставились, - как ни в чем ни бывало сказал Асти, - а пока вернемся к Винсенту и его трогательной и совсем не поучительной истории. Он был весьма упрям и посмел высказать Артуру все, что думал о нем и его планах. И собрался сбежать, разумеется – в семнадцать лет побег кажется разумным решением. Само собой, - скучающе продолжал Асти, - Артур его поймал и... вы наверняка заметили, что у Винсента очень неудачно сломаны пальцы.
- Это сделал ваш брат? - переспросил Ланселот, - Винсент сказал, что сломал их в детстве.
- Артур был очень зол, - пожал плечами Асти.
- Сломал пальцы собственному ребенку, чтобы он не смог рисовать?
- Ариадна утверждает, что он это проделал с помощью двери, - мне безумно захотелось вдруг ударить Асти, чтобы его лицо выразило сейчас хоть что-то, кроме скуки. Он будто почувствовал мое состояние, даже не повернув головы, осторожно провел пальцами по тыльной стороне моей ладони, снова точь-в-точь как это делала Ари. И я проглотил свой праведный гнев.
- Винсент стал левшой, - заключил Ланс, больше никак не проявляя свое отношение к диким нравам нашего семейства, - и перестал рисовать. Планы вашего брата, судя по всему, осуществились.
- Отчасти, - ответил Асти. - У Винсента случился нервный срыв, и он отрезал себе ухо, но потом стараниями врачей его привели в то состояние, которое вы могли видеть вчера. Последние десять лет он был именно таким.
- Откуда же тогда краска?
- Думаю, что Винсент возобновил свои упражнения в живописи.
- Он сказал «с ней я мог быть самим собой» - пробормотал Ланс.
- О, мисс Вульф была очень незаурядной барышней – она умела заставить быть собой, - Асти усмехнулся какой-то своей мысли, - полагаю, в ее доме вы найдете мастерскую Винсента.
- Краска — это замечательно, - сощурился Ланс, - но с таким прошлым ваш племянник получается крайне неуравновешенным типом, склонным к агрессии.
- Единственный объект агрессии Винсента — это он сам, вряд ли он смог бы причинить вред даже Артуру, если бы имел возможность, - раздраженно заметил Асти, - а в этом городе к агрессии склонен практически каждый первый. При желании, можно найти более подходящих претендентов на роль массового убийцы, чем мой племянник.
- У полиции такого желания нет.
- Зато у вас есть, - Асти достал бумажник и, не спеша, отсчитал сумму, которая впоследствии оказалась в три раза больше моего месячного содержания.
- Убедительный аргумент, - согласился Ланс.
- Это задаток, - ласково пояснил Асти.
- Тогда мы, пожалуй, поторопимся с поисками убийцы.
- Боюсь, вы меня неправильно поняли. Мне нужно не имя убийцы, а оправдание моего племянника. Сначала вытащите его из тюрьмы, а потом ищите кого хотите.
Экипаж вдруг остановился. Я выглянул в окно.
- Что мы делаем на Трафальгарской площади, мы же ехали в Белгрейв? - спросил я.
- Ариадна кормит голубей, - улыбнулся дядюшка.
- Ваша сестра тоже поедет с нами? - осведомился Ланс.
- Нет, вы с Томми поедете вдвоем. Так что же, вы согласны?
- Разумеется, - Ланс усмехнулся, - надеюсь, вы не будете возражать, если мы в процессе обеления доброго имени вашего племянника заодно найдем и настоящего убийцу?
- Нет, что вы. Развлекайтесь, конечно, - Асти пожал лансову руку и вышел. Я еще услышал, как он назвал извозчику адрес Вирджинии.
Теперь в окно выглянул Ланс.
- Твоя тетя, - заметил он невпопад, - очень красивая.
Я проследил за его взглядом. Ари действительно кормила голубей, потом подняла голову, увидела Асти и, распугивая птиц, побежала ему навстречу.
- Мелани ненавидит ее, - зачем-то сказал я.
- В вашем семействе скелетов больше, чем шкафов. Не понимаю, почему ты называл их сумасшедшими, - Ланс все еще смотрел на площадь, на Ари и Асти, как всегда таких одинаковых, - твой дядя кажется самым нормальным обитателем дома на Гросвенор-плейс. Хотя... странно, меня не покидает ощущение, будто бы я знал его раньше.
Я промолчал. Только сейчас я вдруг осознал, как мне повезло, что мои пальцы целы. И только потому, что Ари отправила меня к мадам Тюссо и вложила мне в карман привет от Асти, не позволивший мне сдохнуть с голода. Только поэтому я не рассказал Лансу прямо тогда трогательную и поучительную историю моего дяди Астерия.
На стенах цвели ирисы, по потолку текла река и в ней отражался ковш Большой Медведицы, от ярких красок перед глазами расплывались радужные пятна. Ланс попал пальцем в небо – Винсент обходился без холста, разрисовывая стены и потолок.
- Как они умудрились не найти эту комнату? – я потрогал желтые лепестки подсолнухов – точной копии тех, что висели в винсентовом кабинете.
- К ним не пришел твой дядя и не показал, где искать, а главное сколько за это бывает денег. Кроме того, надо очень уж настойчиво искать, чтобы найти две тайных лестницы и догадаться, что на чердаке комната размером с теннисный корт, - тут Ланс как раз нашел «кровь» - незаконченный рисунок алых виноградников на стекле, отделявшем одну часть комнаты от другой. – С трудом, но можно принять за кровь. Это, видимо, и есть та самая акриловая краска.
- Надо было Асти с собой взять, - заметил я, - он знает толк во всей этой акриловой ерунде.
- Ну, это же ваше семейное дело, - Ланс обогнул стекло и присвистнул, - ого!
За стеклом оказался тайный кабинет мисс Вульф, напоминавший, несмотря на веселенькую обстановку, приют ростовщиков из мрачных книг континентальных писателей. На столе были в беспорядке разбросаны бумаги – рукописные страницы непристойного содержания мешались с денежными расписками весьма пристойного содержания. Мисс Вульф явно жила не на гонорары, и в денежной помощи родственников тоже не нуждалась.
- Однако, дорогая женщина, мисс Вульф, - заметил Ланс, - и либо она обладала какими-то непостижимыми альковными талантами, либо… - тут он осторожно вскрыл бюро, стоявшее у окна, - нет, видимо, не обладала…
В бюро оказалась картотека.
- Вот и мистер Салливан, - пробормотал Ланс, - письма... так, что это? Ага, мистер Салливан критикует лорда-канцлера… мистер Салливан нехорошо отзывается о ее величестве, мистер Салливан дает взятки… А вот и лорд-канцлер собственной персоной… злоупотребление, о, что это? Лорд-канцлер и тайное общество. Как интересно! О, дорогой шеф, ха-ха! Шеф, я подозревал, честно подозревал, что это все-таки мальчики!
- Ничего себе мисс Вульф, - пробормотал я. За содержимое этого бюро ее могла прикончить половина Лондона.
- Да, мисс Вульф весьма интересная особа, - подтвердил Ланс, - вот уж действительно «она умела заставить быть собой». Кстати… твоего брата нет в этом обществе избранных… - Ланс нахмурился и вытащил одну из папок.
- Винса тут каждый угол компрометирует. Кто-то интересный? – я попытался прочитать надпись, но прежде чем мне это удалось, Ланс спрятал папку в один из своих необъятных внутренних карманов, специально пришитых именно для таких случаев.
- Неважно, один знакомый незнакомец.
Мы дождались Конана и Дойля, за которыми по поручению Ланса послала испуганная горничная.
- Дело принимает неожиданный оборот, - заметил Дойль, пока Конан, похрюкивая, читал досье на собственное начальство. – Кажется, вашего брата придется пока что отпустить, - с легким сожалением добавил он, обернувшись ко мне, - это действительно оказалась краска.
Мне не слишком понравилось его «пока что», но по крайней мере, Винсента выпустят из тюрьмы.
- Какие у нас планы на завтра? – спросил я, хотя в голове у меня звенела блаженная пустота и ничего не хотелось.
- Эта история с твоим братом… десять лет назад случилась? – спросил Ланс.
- Да.
- Тогда ты завтра поедешь в архив и поищешь записи о нитках и перерезанных шеях за тот самый год, и за все годы после, которые ты не успел просмотреть сегодня.
- Ты подозреваешь его, - обвиняюще заявил я.
- Стоит подстраховаться, - Ланс зевнул, - и потом, чтоб выполнить то, за что нам было заплачено, мы должны проверить все варианты.
- Не хочешь составить мне компанию в этом пыльном склепе? – осведомился я совсем недружелюбно.
- Нет, не хочу, - беззаботно ответил Ланс, - у меня другие планы. Завтра я иду в опиумный притон, где последние две недели промышляла мисс Бронте. А ты, - пресек он мою попытку возразить, - пойдешь в архив, потому что хорошим мальчикам вроде тебя нечего делать в опиумных притонах.
Ланселот извлек пакет, украденный из бюро мисс Вульф, только в спальне. Он и сам до конца не понимал, зачем стащил эту папку. Но секреты мистера Мэлори с чудовищным именем необъяснимо привлекали его. Как и мисс Вульф, видимо. Надушенная розовая лента, которой была перевязана папка, выдавала ее особое отношение.
Ланселот вытряхнул содержимое пакета на кровать. Два письма и потрепанный старый дневник.
«Мне известно о вас все, - писала сама мисс Вульф, - и не сомневайтесь, что ваш брат узнает о той мерзости, какой вы предаетесь. Если вы проявите благоразумие, возможно, я сохраню ваш секрет. Я готова встретиться с вами завтра в полдень у Ворта»
Дальше другой рукой там же был написан ответ.
«Ваши домыслы так же скучны, как и ваши наряды. Оставьте нас в покое, Вирджиния.
P.S. И разумеется, ноги моей не будет у Ворта»
Ворт… Эту фамилию Ланселот уже слышал… Ага, ну конечно – платье от Ворта – предел мечтаний Элейны. Астерий Мэлори и Ворт? Чушь какая. Ланселот перечитал написанное. Это переписка двух женщин. Значит, Ариадна. Получается, Вирджиния шантажировала Ариадну Мэлори?
Ланселот взял тетрадь. На внутренней стороне обложки было небрежно написано «Доктор Генри Хайд». Первая запись была сделана 12 апреля 1882 года. «Дядя назначен личным врачом Ее Величества и передает мне свою практику. Лондон – я так давно мечтал об этом. Провинция невыносима. Теперь все пойдет по-другому». Ланселот пролистал несколько страниц, не найдя там ничего интересного, кроме кратких восторгов мистера Хайда насчет новой лондонской жизни: дядюшка, кем бы он ни был, ввел его в общество, и в заметках замелькали громкие титулы. Вторая заинтересовавшая Лейка запись пришлась на 30 мая. «Бордели и опиумные притоны оказались настоящей золотой жилой. За символические деньги они готовы на все. Это прекрасная возможность возобновить опыты». Из следующих записей Лейк понял, что доктор Хайд экспериментировал с воздействием электричества на человеческий мозг. Ланселот абсолютно точно знал, что такие опыты были незаконны, но доктора этот факт, кажется, абсолютно не волновал. Характер записок подтверждал, что кроме результатов доктора вообще мало что волновало. Хайд платил шлюхам и наркоманам и получал подопытных кроликов в нужном количестве. О сути экспериментов доктор писал мало – видимо, для наблюдений у него была еще одна тетрадь – но время от времени не сдерживал восторгов по поводу результатов. Его врачебная практика, судя по всему, расширилась и среди пациентов появились незнакомые Ланселоту виконты и герцоги.
«27 августа. На будущую неделю назначил операцию барону К. Меня беспокоит его реакция на кетгут. Посоветовался с дядей и он познакомил меня с А.М.». А.М.? Артур? Астерий? Ариадна? Ланселот перевернул страницу.
«29 августа. Был в опере. Давали «Фауста». Видел А.М. – все-таки он очень приятный человек - сказал, что мой вопрос заинтересовал его». Он. Астерий или Артур. Ланселот почему-то сомневался, что Артура Мэлори можно назвать приятным человеком. Интуитивно он почти сразу решил, что А.М, - это именно наверняка Астерий Мэлори.
Судьба барона К. осталась для Ланселота загадкой, зато личность А.М. через пару страниц стала более чем очевидна. Немногословный обычно мистер Хайд извел потоки чернил, чтобы выразить всю полноту своего восхищения. «Никогда я еще не встречал человека, который бы понимал меня так хорошо. Асти может закончить за меня любое предложение, а я – за него. Безумно хочется рассказать ему обо всем. Он должен понять». На той же странице, между очередным пациентом и скачками в Эпсом-Дерби: «Девушка с Ханбери-стрит (№8) второй день без сознания. Очень жаль – ее результаты были поразительны. Обязательно повторить с №5 на меньших токах!» Дальше в дневнике был пропуск в несколько недель, после чего следовала запись, испещренная восклицательными знаками. «Я счастлив, бесконечно абсолютно счастлив, - писал Хайд, - она – чудо. Теперь они с Асти знают все, и оба не только не осуждают меня, но полностью поддерживают. Асти говорит, он придумал, как синтезировать то, что мне нужно…»
«Асти знает толк в этой акриловой ерунде», - вспомнились вдруг слова Томаса. Итак, доктор, который любит ставить эксперименты на людях, его приятель «знаток акриловой ерунды» Астерий Мэлори и его чудо-муза – несомненно Ариадна. Еще несколько страниц прояснили то, что было уже и без того ясно – доктор был совершенно очарован близнецами Мэлори. В некоторых записях Ланселот не мог определить, кто скрывался за буквой «А», Ариадна или Астерий. Казалось, мистер Хайд был влюблен в обоих сразу, но сам не понимал, что практически не делает между ними различия. Что бы ни делал для него Астерий, результатом они оба, видимо, были вполне довольны. Почти все свободное время Хайд проводил в лаборатории особняка на Гросвенор-плейс. Ариадна увлекалась греческими мифами, и Хайд прилежно читал всю эту ахинею. Астерий рисовал формулы и схемы, и доктор старательно перечерчивал все это к себе в тетрадь, где теперь Тесеи и Пасифаи соседствовали с акрилом и целлюлозой. «От азотной кислоты у Асти на руках желтые пятна, - с отвратительной нежностью писал он и тут же без перехода, - я использовал лейденскую банку — примитивный, но оказавшийся неожиданно удобным конденсатор. У Асти в лаборатории есть гальванический элемент; кажется, у меня есть идея, как сделать взаимодействие более интенсивным даже при небольшой силе тока». Зимой, в конце января 1883 года, Хайд впервые подумал, что хотел бы видеть Ариадну Мэлори своей женой.
Ланселот заложил страницу письмами – наверняка до того, что составляло интерес мисс Вульф, он еще не дочитал, но спать хотелось безумно. Перед глазами мелькали фиолетово-желтые пятна, напоминая о рисунках Винсента Мэлори.
Он был Генри Хайдом. Нет, он смотрел на Генри Хайда. Около двадцати пяти, светловолосый и светлоглазый, и костюм на нем тоже был светлый, и свет из раскрытого окна обливал Хайда с головы до ног.
- Сыграйте еще, - сказал Генри.
- Мне надоело, пусть Асти играет, - Ариадна поднялась из-за рояля. Она была не в настроении, но даже это ей было к лицу.
Ланселот улыбнулся, но промолчал. Он полулежал в кресле, закинув ноги на подлокотник, рассеянно грыз карандаш и не мог отвести взгляд от окна; глаза уже начинали болеть от яркого света, но он все смотрел и смотрел, и был необъяснимо доволен.
Ариадна улыбнулась – он знал это, хоть и не видел ее лица – обошла Генри, застывшего посреди зеленой гостиной особняка на Гросвенор-плейс, и встала у самого окна. Ее темный силуэт застыл в потоках света, и он знал, она смотрит на него, хоть и не видел ее глаз, блестящих опасно, как ртуть.
- Скоро день рождения, - сказала Ариадна и усевшись на широкий подоконник, опустила взгляд на носки своих туфель, - вы уже приготовили подарок для нас, Генри?
Хайд смутился, подарок – золотое кольцо с дымчатым бриллиантом – лежало у него в кармане. Вчера его наконец-то доставили, а сегодня Генри взял коробочку с собой, чтобы показать Асти. Ланселот улыбнулся Ариадне: бриллиант, несмотря на все старания Генри, совсем не походил цветом на ее глаза.
- Осталось меньше недели, - наконец, ответил Хайд, - надеюсь, он вам понравится.
- Возможно, - протянула Ариадна, - возможно… Но я хочу кое-что еще.
Хайд вдруг побледнел, и его лицо сравнялось цветом с его костюмом.
- Подарите нам то, чего мы хотим, - сказала Ариадна.
Генри смотрел на Ланселота, но Ланселот смотрел на Ариадну.
- Надеюсь, это не то, о чем я подумал, - брови Хайда упрямо сошлись.
- Именно то, - сказал наконец Ланселот.
- Вы с ума сошли. Я не стану этого делать.
- Но именно этого ты хочешь, - Ланселот пожал плечами, - мы все хотим.
Ариадна едва заметно покачала головой.
- Нет, - сказал Хайд.
- Как скажешь, - легко согласился Ланселот и снова принялся грызть карандаш.
Ариадна села за рояль.
- Так что же вам сыграть, милый Генри?
- Я пойду, - Хайд пятился к двери, не глядя на них обоих - будто они были двуликой горгоной Медузой, - у меня пациент, я совсем забыл... Всего доброго.
- Ну вот, спугнули, - рояль издал невнятные разочарованные звуки, когда Ариадна бесцеремонно поставила локти на клавиши.
- Он вернется, - отозвался Ланселот.
- Конечно, - Ариадна прикрыла глаза и, наклонившись к крышке, тронула несколько клавиш,словно никогда раньше этого не делала, потом вдруг открыла один глаз, внимательно посмотрела на Ланселота и сказала, - я так люблю тебя.
Тема: Шито белыми нитками
Автор: baccarat
Бета: IQ-sublimation и [L]Команда Красных[/L]
Краткое содержание: английская фантазия в греческом стиле
читать дальше
* * *
Каждая ненормальная семья ненормальна по-своему, а нормальных семей не бывает. Это нехитрое знание я, можно сказать, впитал с молоком матери, миссис Джиневры Мэлори. Особы достаточно безумной, чтобы быть частью сумасшедшего семейства Мэлори, и достаточно предусмотрительной, чтобы подсчитать до последней унции все сбережения мистера Артура Мэлори, моего отца, а также его отца и отца его отца, и всех их предков до тринадцатого колена. Определенно, именно от матушки я и унаследовал ту незначительную долю здравого смысла, которая выгодно отличала меня от моей помешанной родни. Впрочем, семейство во главе с отцом и моим дорогим братом Винсентом придерживалось прямо противоположной точки зрения и в наличии здравого смысла мне напрочь отказывало. Именно для того, чтобы в очередной раз выслушать растущий перечень моих недостатков, а также последние семейные сплетни, я и направлялся сейчас в ресторан отеля «Тинтагель», где любимый сын моих родителей, должно быть, ждал меня уже не менее получаса. Следовало поспешить, в конце концов, в этой встрече у меня был вполне материальный интерес. Если не считать неуемного любопытства, которое досталось мне от всех предков сразу по обеим линиям.- «Лондон-трибьюн»! Покупайте «Лондон-трибьюн»! - надрывался на другой стороне улицы мальчишка, отчаянно размахивая газетой перед лицами прохожих. Его звонкий голос перекрывал даже шум омнибусов и совсем недавно сошедших с конвейера завода Гудиера прямиком на лондонские улицы паровых фаэтонов. Наверняка братец прикатил именно на таком — можно было и не сомневаться, что Винсент как глава «Мэлори Синтетик» заполучил одну из первых моделей.
Лавируя между неповоротливыми городскими омнибусами, которые то и дело пытались обдать пылью и паром как прохожих, так и пассажиров, я перебежал на другую сторону улицы и едва не получил свежим номером Трибьюн в глаз.
- Убийство в Вест-Энд! - прямо в ухо мне выкрикнул мальчишка. - Кто убил Вирджинию Вульф?! Только в свежем номере «Трибьюн»! Покупайте «Лондон-Трибьюн»!
Убийство? Винсент и «Тинтагель» тут же вылетели у меня из головы. На моей памяти это было первое убийство в Вест-Энд, о котором писали в «Трибьюн» и выкрикивали во весь голос на Пэлл Мэлл. О том, что дельце стоящее, мое мэлориевское чутье кричало громче мальчишки-продавца. Вульф, Вульф... где-то я эту фамилию слышал.
- Две унции, сэр, - мальчишка услужливо протягивал газету, пока я шарил в карманах в надежде найти хоть какие-то деньги. Что снова напомнило мне о Винсенте.
Заворачивая за угол на Трафальгарскую площадь, я надеялся, что братец все-таки меня дождался, поскольку две унции я все же нашел, и это были мои последние две унции. Таким образом, в «Тинтагель» я вошел счастливым обладателем «Лондон-Трибьюн» и абсолютно пустых карманов. Выразивший легкое презрение взгляд швейцара, который не получил законных чаевых, пришлось благополучно проигнорировать.
Винсент скептически осмотрел мой наряд и, видимо, нашел его достаточно приличным, так как против обыкновения никак его не прокомментировал, чем нарушил уже сложившуюся за последние два года традицию.
- Я уже собирался уходить, - сказал Винсент, но его нетронутая и совершенно точно не первая чашка кофе подсказала обратное — братец был намерен дождаться меня во что бы то ни стало.
- Домашние? - спросил я, усаживаясь напротив. Тосты с беконом появились как по волшебству, и мой голодный желудок был этому волшебству очень рад.
- Было бы неплохо, если бы ты хоть иногда появлялся матери на глаза, - Винсент выглядел усталым и почему-то несчастным. Он даже реже обычного косился на свое отражение в стекле, чтобы убедиться, не сбились ли волосы.
- Винс, все нормально? - это был совершенно точно — глупый вопрос, потому что все было совершенно очевидно ненормально.
- Не читал еще? - он кивнул на мою «Трибьюн». Я отрицательно помотал головой, пытаясь прожевать все то, чем успел набить рот.
- Первая полоса, - голос у Винса сделался совсем унылым, - Мелани приехала утром и тут же закатила скандал.
И тут я вспомнил, где слышал фамилию Вульф. Вирджиния Вульф обрела весьма скандальную славу в качестве автора романа «Между актов», который все приличные дамы объявили образцом пошлости и дурного вкуса и с упоением перечитывали по ночам. А еще Вирджиния была кузиной Мелани Мэлори — очень приличной дамы и слишком здравомыслящей жены Винсента. И разумеется, помимо всего прочего, Вирджиния была любовницей моего брата.
Не знаю, продолжалась ли их связь до сих пор, но ситуация все равно была неловкой. И я понятия не имел, как себя вести. Сочувствовать было бы глупо и лицемерно, а не сочувствовать — как-то черство, что ли. Мой взгляд упал на раскрытую статью. «Зверское убийство в Вест-Энд», гласил подзаголовок. «Горло жертвы было перерезано, а шея зашита белой нитью». Первой мне попалась на глаза фамилия Салливана, которого газетчики окрестили «повелителем чайных листьев». Его мисс Вульф также не обходила вниманием. Не надо было быть основателем частного сыскного агенства «Лейк и Мэлори», чтобы понять, что где-то поблизости найдется и «акриловый король» Винсент Мэлори.
- Н-да, - протянул я, и не придумал ничего лучше, как ляпнуть, - Слушай, Винс, хочешь, мы с Лансом займемся этим делом?
- Вот, - Винсент посмотрел на меня, будто я был законченным психом, и подвинул мне через весь стол конверт, - как всегда. Не забудь, что у Ари и Асти скоро день рождения.
Он поднялся, сунул под чашку чаевые и нервно поправил старательно уложенные волосы, чтобы скрыть отсутствующее левое ухо.
- И не вздумай лезть в это дело.
Я смотрел в окно на его долговязую фигуру - через улицу действительно стоял фаэтон Гудиера, в котором мой братец и скрылся — и думал, что наконец-то получил дело своей мечты и обязательно в него полезу. Вот только Ланса прихвачу и полезу.
Денег не было, выпивки тоже. Томас исчез еще вчера вечером, прихватив остатки и того и другого. Жизнь выглядела чертовски несправедливой. Это была первая и последняя мысль, успевшая прийти в голову бывшему инспектору Скотланд-Ярда перед тем, как в частное сыскное агентство «Лейк и Мэлори» бесцеремонно вломились два бывших сослуживца этого самого инспектора и, выдернув его, все еще сонного, но уже очень злого и не расположенного к общению, из постели, наспех упаковали в первую попавшуюся одежду и уволокли в неизвестном направлении. Так как Ланселот Лейк слишком хорошо знал личностей, тащивших его под руки, то вместо того, чтобы оказывать сопротивление при задержании, он предпочел продолжить с того места, на котором его прервали, и благополучно задремал. Ланселот Лейк был не лишен смекалки и практического ума и поэтому прекрасно знал, что если бы ему каким-то чудом удалось справиться с инспектором Дойлем — чемпионом Лондона по джиу-джитцу, то против его напарника инспектора Конана приема точно бы не нашлось.
Спустя неопределенное время и неопределенное же число переулков и лестниц денег не добавилось, но полная до краев темным ирландским пивом кружка настойчиво убеждала Ланселота, что жизнь налаживается. Все еще пребывая где-то между сном и явью, Ланселот протянул руку, ухватился за кружку, как за якорь, который несомненно прибьет его к реальности, и сделал большой глоток живительной влаги.
- Ну, все, - сказала реальность голосом старины Конана, - он жив.
- А выглядит по-прежнему, - с сомнением отозвался голос Дойля.
- Он всегда так выглядит, - сбоку что-то пошевелилось, зашуршало бумагой, и Ланселот краем глаза заметил, как к нему подвигают стопку газет, за которой прячется что-то до боли похожее на полицейские отчеты.
Все еще бессмысленно глядя в наполовину опустевшую кружку, он различил гул голосов где-то на фоне. Ну да, ну да, было утро и обычные посетители «Субмарины» покуда не подтянулись. Сквозь желтые, оставшиеся от лучших времен стекла лился грязный утренний свет, по стенам мигали через одну умирающим светом газовые лампы. На медной трубе, о которую бывшего инспектора Лейка не раз прикладывали головой, сидел Лимон, черный хозяйский кот, и подчеркнуто игнорировал происходящее.
- Ну? - Ланселот отхлебнул еще пива, отчего содержимого кружки значительно уменьшилось, и это бывшего инспектора почему-то огорчило.
- Читай.
Ланселот подозревал, что не получится, но надо было хоть попытаться, поэтому он заглянул в глаза Конану, как хорошему полицейскому, и намекнул:
- Завтрак?
- Не заслужил еще, - ответил тоже по-своему неплохой полицейский Дойль.
- Ладно, - Ланселот одним глотком допил то, что по какому-то недоразумению оставалось в кружке, - ладно. Вы же не думаете, что я стану читать? В чем дело?
- Я знал, что не надо было тащить весь этот хлам, - пробормотал Дойль, - в общем, дело в чем. Сегодня с самого утра у шефа истерика, вся контора на ушах. Утром в Южном Кенсингтоне нашли некую мисс Вирджинию Вульф. Она оказалась авторессой какого-то непристойного романа и обитательницей особнячка неподалеку — в Белгравии, если точнее. И нашли эту дамочку совсем мертвой.
- Любовников поищите, - лениво отозвался Ланселот, с тоской глядя на пустую кружку, - ей-богу, как маленькие...
Конан знакомо закатил глаза и потряс у него перед носом отчетом патологоанатома.
- У дамочки было располосовано горло, собственно, от этого она и умерла. Но на тыльной стороне шеи вдобавок нашлась аккуратная ранка, разрез, зашитый белыми нитками. Риччи говорит, что у мадемуазели одолжили немного спинного мозга, а потом заштопали белой ниткой. Очень аккуратно заштопали. А горло - как тесаком.
- И теперь газеты орут об этом, потому что дамочка из Белгравии, - скривился Ланселот, - поорут и перестанут, я-то вам зачем?
- Ну, во-первых, газеты орут только об этой Вульф, а неделю назад был ударенный на всю голову проповедник Дулиттл, а две недели назад - шлюха в Ист-Энде: горло, нитки, все то же... И, во-вторых, Ланс, с белгрейвской дамочкой мутил некий Винсент Мэлори. На твоей берлоге на Бейкер-стрит, кажется, написано «Лейк и Мэлори»?
Жизнь поворачивалась неожиданной стороной. Так подумал Ланселот Лейк, бывший инспектор Скотланд-Ярда, и решительно сказал:
- Завтрак!
- А, черт, с тобой, - махнул рукой уже на все согласный Дойль, потому что это было «да», полное и безоговорочное «да», сказанное человеком, поймавшим четыре с лишним года назад Шерлока Ватсона, маньяка, который держал в страхе весь Лондон. Того самого доктора Ватсона, который по заключению собственных коллег, страдал раздвоением личности, а по заключению Ланса - наслаждался.
- Только не высовывайся. Сам понимаешь, если кто узнает, что мы тебе отчеты сливаем, то мы этой дамочке еще и позавидуем, такое шеф с нами сделает. А там найдем этого урода, сразу организуем «Трибьюн», все дела, и вернешься, а то совсем ты захирел в этом своем сыскном агентстве. Да и шеф скучает, даже орать тише стал...
* * *
Ланс обычно бывал апатичен, ленив и выражение лица имел такое, будто ему интересны только два занятия: поесть и поспать. Ну и чтобы его не отвлекали в то время, когда он им предается. Тем более удивительным мне всегда казалось, как Лансу в руки из ниоткуда сваливались самые запутанные дела, и тогда в список его интересов добавлялся третий пункт. То, что за последние два месяца интересных дел у «Лейк и Мэлори» не было, говорило только об одном — о том, что все стоящие преступники Лондона оказались или в петле, или в тюрьме, а те, что остались, занимались своим преступным ремеслом без фантазии и любви к искусству. Кстати о «Лейк и Мэлори». Вообще-то, до появления Ланса я назвался «Мэлори и Ко» - для солидности и чтобы позлить родственников (ни то, ни другое мне не удалось). Разумеется, никакой Ко не существовало. Дела не шли, и единственным, что меня спасало от позорного возвращения, была очень материальная помощь Винса. Само собой, узнав, что из Скотланд-Ярда выкинули того самого Ланселота Лейка, чье имя неделю не сходило с первых полос после дела Ватсона, я понял – вот он, мой счастливый случай. Когда я впервые увидел Ланса, а случилось это в сомнительном заведении под названием «Субмарина», выглядел он не лучшим образом. По большей части, конечно, потому, что его головой избивали медную трубу; судя по всему, специально для таких целей протянутую через всю «Субмарину». Признаться, от разочарования и злости я готов был помочь двум амбалам, которые занимались лансовым прикладным воспитанием. Вместо этого я заплатил его долг и напоил Лейка пивом; к счастью для нас обоих, я тогда еще не успел спустить ежемесячную подачку Винса. Когда Ланс утер кровь и хлебнул пива, то стал походить на человека, и хотя я никогда и не понимал, почему все знакомые шлюхи ласково называют его красавчиком, но уродом он определенно не был. В этот день, благодаря счастливому стечению обстоятельств — Ланса не только со скандалом выбросили из Скотланд-Ярда, но еще и выставила из дому жена — таким вот образом в этот день на свет появились «Мэлори и Лейк». Которые вскоре естественным образом перетекли в «Лейк и Мэлори».Итак, я ничуть не удивился, когда у Ланса обнаружились свидетельские показания, копии отчетов патологоанатома и все, что вообще имелось у полиции по загадочному делу Вирджинии Вульф. И я принялся с воодушевлением нарушать запрет Винса, то есть по уши влез в это дело. Впрочем, информации по делу мисс Вульф оказалось до безобразия мало, зато возникшие как по волшебству еще два трупа придавали ему очень любопытный оборот.
- Сумасшедший проповедник, девица легкого поведения и... девица легкого поведения из высшего общества, - я загнул третий палец и наконец посмотрел на Ланса, - это интересно.
Он промолчал, потому что был всецело занят поглощением сомнительного на вид пирога мадам Тюссо, нашей домовладелицы. Памятуя, что даже такая отвратительная штука, как пирог мадам Тюссо, у Ланса считается едой, но и не забывая, что у нас наконец-то дело, я все же продолжил:
- Зашитые шеи и перерезанное горло, и жертвы никак между собой не связаны — по крайней мере, на первый взгляд. - Ланс что-то пробурчал, но пирог все еще занимал львиную долю его внимания, и я заключил, - мы имеем дело с серийным убийцей, и что-то мне подсказывает, здесь замешан какой-то ритуал.
- Очень удобно, и твой брат совершенно ни при чем, - кивнул наконец Лейк, запив пирог стаканом хереса.
Меня передернуло. То ли от того, как он махом опрокинул полный стакан, то ли от упоминания Винсента.
- Мой брат — не маньяк, - обижаться на Ланса не было смысла. Но я обиделся.
- Разумеется, - он без выражения посмотрел мимо меня в окно, - надеюсь, ты дочитал до ниток?
- Разумеется, - фыркнул я, - это же на первой странице.
- Я имел виду не мисс Вульф, а Дулиттла и эту, как ее...
- Патрисия Бронте, - подсказал я.
- Да, да, и она. - Ланселот взял ее дело и извлек оттуда один из документов. - Вот, первую жертву нашли через тринадцать часов после убийства: на предположительном месте убийства нитки были, но через полтора часа на столе у патологоанатома брать для анализа было уже нечего. Предварительное заключение: нить рассосалась, как рассасываются хирургические нити, только произошло это за какие-то четырнадцать-пятнадцать часов. А вот заключение по Бронте. Тут им повезло — семь часов, успели извлечь образец. Негусто, но кое-что смогли определить: нить синтетическая.
- Звучит так, будто я попал в лабораторию «Мэлори Синтетик», - пробормотал я и налил себе выпить (околохимические разговоры обычно только к этому и располагали), — кажется, мне никуда не скрыться от всей этой зауми.
- Вот именно, поэтому надо поговорить с мистером Винсентом Мэлори - пока что он единственный, кто хоть как-то связан и с одной из жертв, и с синтетическими нитками. Если, конечно, не предположить, что это нитки от чайных пакетиков мистера Салливана.
- Он не одобряет моего участия в деле, - признался я.
- Ну так намекни ему, что только наше участие в этом деле может предотвратить огласку о его участии. - Ланселот бросил бумаги на стол и принюхался, - о, снова старая ведьма варит какую-то пахучую дрянь.
С первого этажа действительно поднимался едкий цветочный запах, что могло свидетельствовать только об одном: мадам Тюссо снова делала партию ароматических свечей. Когда-то у месье Тюссо был весьма выгодный свечной бизнес, но после того, как месье Тюссо умер, а газовые лампы вытеснили старомодные свечи из обихода, дела у мадам Тюссо пошли значительно хуже. Вдова, однако, не опустила руки, а взялась делать свечи, ароматизированные какой-то невыносимой гадостью, тут же завоевавшие бешеную популярность у дамочек из округи. Вскоре предприимчивая мадам нашла весьма выгодных заказчиков даже в Вест-Энд. В общем-то о ней мне рассказала Ари, когда я проболтался о своих планах выпрыгнуть ночью в окно и сбежать, куда глаза глядят, только бы не становиться вторым Винсентом или Джеральдиной.
Ари никогда бы не выдала меня отцу — Ари и Асти с ним не ладили, поэтому я и отправился не куда глаза глядят, а к некоей мадам Тюссо, у которой тетушка заказывала пахучие свечи. Мадам оказалась еще более странной, чем Ари и Асти вместе взятые, но все ее странности сполна искупал тот факт, что она по сходной цене сдала мне второй этаж своего дома на Бейкер-стрит — гостиная, три спальни - и вдобавок кормила меня собственного печения пирогами. То, что я назвался частным сыщиком, ее нисколько не смутило, как и появление второго жильца. Даже то, что к нему захаживали вроде Конана и Дойля (тут надо заметить, что инспектор Конан имел вид настоящего варвара, а инспектор Дойль имел привычку совать везде свой не очень короткий нос) нисколько ее не смущало.
А нас кое-что смущало. Как-то, спустившись к мадам за пирогом — когда я пытался предположить, чем мадам начиняла пироги, у меня сразу же пропадал аппетит — я вместо хозяйки налетел на труп. В темноте его лицо казалось восковым. Он лежал прямо у камина, неловко согнув руку, и не шевелился. Я застыл. Следовало бы подойти и удостовериться, что мертвец действительно мертв, но я стоял и ничего не делал. Почему-то я был уверен, что труп настоящий. Мадам со своими восковыми делишками неизменно наталкивала меня на мысли о колдовстве и прочей подобной чепухе, и я подсознательно ждал от нее чего-то этакого. Когда голодный и злой Ланс спустился вниз посмотреть, куда я запропастился, я стоял на том же месте и в своей неподвижности мог поспорить с телом у камина. Он выругался, подошел к трупу, перевернул его, и тут мы узнали, что мадам пускала воск не только на свечи. Никакой это был не труп, а как потом с гордостью сообщила нам мадам — точная восковая копия месье Тюссо. С тех пор мы странностям хозяйки не удивлялись.
- Тебе не кажется, что подозревать следует не Винса, - мне стало обидно за брата. Что Лейк вообще о нем знает? Ничего. А я знаю Винса, знаю, что он мухи не тронет. Особенно после того, что с ним случилось. От непонятной смеси злости и обиды я вскочил и принялся нервно расхаживать по комнате. Ланселот посмотрел на меня с интересом — кажется, я его забавлял.
- Вот знаешь что, - сказал я, - если нить растворяется, может, это действительно хирургическая нить?
Слишком быстро для хирургической нити, - возразил он, но тон его мне показался поощрительным, хотя менее всего я сейчас нуждался в подбадриваниях.
- Тогда почему бы не предположить, что эти раны были зашиты не после смерти, а задолго до?
- Наверное, потому, что ты невнимательно читал отчеты — раны были и нанесены, и зашиты после того, как жертвам перерезали горло.
Я бессильно сжал кулаки.
- Ты к чему-то вел, - подсказал Ланс.
- Верно, - но после его слов мои предположения теряли какую-либо ценность, и я только повторил, - верно.
- Искать следует врача? - полувопросительно сказал он, озвучивая мою догадку.
- Если нить не хирургическая, то в этом нет никакого смысла, - я уныло сел в кресло и потер и без того затертые подлокотники.
«Если она не просто синтетическая, - подумал я, - если она акриловая...» Дальше думать не стал, потому что только сейчас до меня дошел весь ужас происходящего. Я сидел и смотрел в темное окно, все тело била противная дрожь, хотя в комнате было тепло, несмотря на открытое окно. Единственное, в чем я был сейчас уверен — Винс здесь ни при чем.
- Это хорошая идея, - наконец сказал Ланс, протягивая мне стакан, - раны зашиты очень умело — убийца проделывал это не раз. Как если бы он действительно был врачом. Но с твоим братом надо поговорить, потому что именно он в первую очередь заинтересует и полицию, и газетчиков — «акриловый король» более подходящая персона для первой полосы, чем какой-то воображаемый врач.
- Ты веришь, что Винс не делал этого? - вопрос глупее невозможно было бы придумать при всем желании. Но фраза сорвалась с языка быстрее, чем я смог усовершенствовать ее до превосходной степени идиотизма.
Ланс пожал плечами.
- Надеюсь, твой брат не любит на досуге вышивать крестиком, - сказал он.
- Завтра?
- Я не думаю, что стоит... - тут он замолк на середине фразы, встал, огляделся, будто узнавая место, где находился, посмотрел на меня и вдруг повалился на пол без сознания.
Все произошло так неожиданно, что я растерялся. В последнее время приступов не было, предыдущий случился месяца два назад посреди моего возмущенного рассказа о том, как отец через тетушку Ари пытался вызвать меня для «серьезного разговора».
Пришел в себя он внезапно, я даже не успел достать у него из кармана неизменный флакон с нашатырным спиртом, и теперь только стоял над Лансом на коленях, с рукой в кармане его сюртука, и пялился в смотрящие в никуда глаза.
- Завтра, хорошо, - сказал он, - пойдем завтра.
Он отвел мою руку, поднялся как ни в чем ни бывало и пошел прочь из комнаты.
Посыльный, не ожидавший излишней щедрости от господ из сомнительного заведения «Субмарина», немало удивился, когда упомянутые господа накинули сверху целую унцию за ответ, который получили из особняка на Гросвенор-плейс. Видимо, ответ господам понравился. Это было утром, а вечером Ланселот Лейк, все еще бывший инспектор Скотланд-Ярда, сидел в одиночестве в упомянутом пабе и тоскливо изучал лабиринт трещин на грязной деревянной столешнице. Чувство дежа вю, преследовавшее его с того самого момента как он в 10.24 утра переступил порог дома на Гросвенор-плейс, наконец-то исчезло. И это было единственное, что его хоть как-то радовало. Томас, который при каждом удобном и неудобном случае сообщал, что ничто не заставит его вернуться к роли послушного сына сэра Артура Мэлори, по первому ласковому зову мамочки убежал, поджав хвост, на ужин в родной особняк. Ланселот усмехнулся — мадам Джиневра начала томно пожирать его глазами, едва увидела, и планировала продолжить трапезу вечером, но он позорно оставил поле боя, отправив Томаса одного. В конце концов, ему в этом кошмарном доме точно ничего не грозило. Сам же мистер Лейк, здраво оценив ситуацию, решил, что посещать особняк Мэлори дважды за один день еще не готов. Особенно если учесть, что ему постоянно казалось, будто бы он бывал там и не раз. Ну и разумеется учитывая, что Джиневра Мэлори была не единственной акулой, водившейся в тамошних тихих омутах.
- Что скажешь, Ланс? - если Дойль вполне мог появиться незаметно, то вот Конан этим свойством точно похвастаться бы не смог. Их внезапное появление Ланселот счел не очень хорошим знаком. Он поморщился и решил списать свою невнимательность на общую несговорчивость мистера Винсента Мэлори, излишнюю сговорчивость миссис Джиневры, белый чулок Ариадны и более всех остальных на мистера Мэлори с чудовищным именем Астерий.
- Мы работаем.
- Ты был у Винсента Мэлори сегодня, - сказал Дойль и посмотрел выжидающе.
- Следите за мной?
- Не за тобой.
- Ложный след, - отмахнулся Лейк, - Этот Мэлори не убивал ни Вульф, ни тех, других. Думаю, он вообще в Ист-Энде и не бывал-то. Единственный человек, которого Винсент бы с удовольствием прикончил, это Артур Мэлори. Но наше дело называется не «Смерть Артура».
- Это все, что имеется в его защиту? - скептически отозвался Конан. Оба сыщика выглядели разочарованными.
- Ну, если ты настаиваешь, и если вы сами еще не заметили, - лениво протянул Лейк, - всем трем жертвам горло перерезали справа налево и шили тоже справа налево. Одним словом, убийца действует правой рукой, и весьма ловко действует. А Винсент Мэлори — левша.
- Кто знает, а вдруг он может одинаково действовать обеими руками? - возразил Дойль. – Может, он перо держит в правой, а горло перерезает одной левой.
- Это вряд ли. Видишь ли, мистер Мэлори левша не от рождения. В детстве он очень неудачно сломал пальцы правой руки, и с тех пор ему поневоле пришлось стать левшой, потому что срослись они неправильно и подвижность почти потеряли.
- Боюсь, это ему не поможет, - пробормотал Дойль, - шеф твердо вознамерился попасть на первые полосы и заграбастать какой-нибудь орден от Ее Величества. Пока что Винсент Мэлори - идеальная кандидатура.
- Против него ничего нет, - возразил Ланселот.
- Сегодня пришли результаты по нити Вульф. Ни черта в этом не понимаю, но самое главное, что нить не просто синтетическая — она с какой-то там стороны акриловая. А это теперь волшебное слово.
Еще позже тем же вечером, глядя в потолок своей спальни, Ланселот думал, что и Конану, и Дойлю, и даже шефу абсолютно все равно, виновен Винсент Мэлори или нет. По сути ему, Ланселоту Лейку, тоже было все равно. Но более всех наплевать было самому Винсенту Мэлори. Ланселот вспомнил его лицо сегодня утром. Этот человек был абсолютно несчастен и скрывал свои чувства из рук вон плохо. И мисс Вульф с ее жизнью и смертью была вовсе не основной причиной. А вот отсутствующее левое ухо Винсента, видимо, могло бы объяснить многое, но этот вопрос Винсент проигнорировал. Ланселот вдруг вспомнил затянутую в белый узорчатый чулок ножку Ариадны Мэлори, и то, как легкомысленно задралась ее юбка едва не до колена.
- Да это Томми и с ним мистер, которого он давно обещал привести, - говорила она в отверстие в стене, - ты поднимешься?
- Возможно, позже, - ответили Ариадне из стены, и она загадочно улыбнулась племяннику и его компаньону, будто услышала больше, чем было сказано.
- Это моя любимая тетушка Ариадна, - счастливо представил Томас, когда она закрыла странное переговорное устройство круглой медной пластиной, убрала, наконец, колено с кресла и одернула юбку.
- Твоей тете точно тридцать четыре? - переспросил Ланселот, когда они поднимались в кабинет Винсента.
- Через неделю будет тридцать пять... тридцатого сентября.
Ланселот ничего не ответил и почему-то совсем не удивился — в этот самый день ему самому стукнет тридцать три. Через неделю. А сейчас он точно знал, что кабинет нынешнего главы Мэлори Синтетик находится на втором этаже направо от лестницы, и окна выходят в сад за домом. А женщина, оставшаяся внизу, любит загибать в книгах страницы, рисовать на полях и оставлять ему замечания, подчеркивая фразы в тексте. Еще — малиновый пудинг, дурацкие ароматические свечи мадам Тюссо, подъемник на другой стороне дома и балкон у него в спальне. Ланселоту казалось, что он видел Ариадну Мэлори сотни раз, знал о ней все, но он не видел и не знал, и никакого балкона у него в спальне, конечно, не было.
- Когда вы в последний раз встречались с мисс Вульф? - спросил Ланселот. Винсент Мэлори когда-то был красив, но сейчас напоминал скелет на шарнирах, который забавно дергался, будто через него пропускали ток.
- В среду, - Винсент пробежал взглядом по лицу собеседника и снова уставился в картину на стене. Картину Ланселот заметил сразу — она была единственным ярким пятном в этой мрачной комнате, зашитой деревянными панелями. Винсент выглядел как мертвец, обитающий в гробу. На стене гроба цвели желтые подсолнухи.
- В пятницу вы не видели ее? - уточнил Лейк.
- Нет, не видел, - томасов брат пригладил волосы над левым ухом. Но щегольская длинная прядь не обманула Ланселота — уха не было.
- Это вы убили Вирджинию Вульф? - Ланселот не спускал с него глаз.
- Нет, - вместо того, чтобы смутить Винсента, вопрос неожиданно придал ему спокойствия, - я ее не убивал.
- Вы ее ревновали?
- Ее? К кому? Нет, не ревновал, нет, - недоумение сменилось усмешкой. Казалось, Винсент Мэлори устал даже проявлять эмоции.
- Вы любили мисс Вульф?
- С ней я мог быть собой. - Винсент снова пригладил полосы и повторил, - Я не убивал ее.
- Где вы были в ночь убийства?
- Дома, спал, вероятно.
- А накануне вечером?
- В «Мэлори Синтетик», а потом был с Ариадной в Гайд-парке — она хотела послушать какого-то очередного полоумного поэта.
- С вашей тетей? - уточнил Ланселот.
- Точно, - усмехнулся Винсент, - Асти был нездоров. А ей нужна была компания.
- Вы долго там пробыли?
- Не знаю, - предполагаемый убийца пожал плечами, - к ужину мы не успели в любом случае.
- Ваша жена, миссис Мелани Мэлори, может подтвердить, что вы всю ночь были дома?
- Мелани всю прошлую неделю провела в нашем загородном доме и вернулась утром в субботу.
- Это не очень хорошо, мистер Мэлори, - заметил Ланселот, но Винсента замечание, похоже, никак не взволновало. Он вообще был чрезвычайно меланхоличен как для человека, чью любовницу убили двумя днями ранее при загадочных обстоятельствах.
- К вам уже приходили из Скотланд-Ярда?
- Вчера. Спрашивали примерно то же, что и вы.
- Ясно... Ваша рука, что с ней?
Винсент Мэлори вдруг дернулся так, будто Ланс ударил его.
- Сломал пальцы в детстве — неудачно, как видите.
- Ясно, - повторил Ланс, бессмысленно глядя на неподвижную руку собеседника.
- Полагаете, я подхожу на роль убийцы? - безразлично спросил Винсент, тем не менее проясняя, что несмотря на общий усталый и несчастный вид, ситуацию он отлично осознает.
- Полагаю, ваш портрет с надписью «акриловый король штопал свои преступления белыми нитками» привлечёт немало внимания, - поднимаясь, ответил Ланселот в последней попытке его расшевелить.
Винсент Мэлори только пожал плечами. Лейк подумал, что никогда еще не видел двух более разных братьев, чем Томас и Винсент...
… Ланселот услышал, как хлопнула дверь, потом торопливые неуверенные шаги и грохот. Томас вернулся. Когда Ланселот вышел в гостиную, Мэлори самый младший лежал в кресле и выглядел так, будто побывал только что не на семейном ужине, а в одном из притонов Ист-Энда. И, разумеется, он был пьян.
- Ланс, дружище, - заплетающимся языком выговорил Томас, - ты бросил меня там, и ты... ты правильно сделал. Никогда, никогда я больше не полезу в этот гадюшник. Ни-ког-да. Ты видел, что они сделали с Винсом? Видел... Бедный Винс. Но со мной у них не получится. Нет.
- Шел бы ты спать, Томми, - меньше всего Лейк хотел сейчас возиться со впавшим в пьяную разговорчивость Томасом.
- Я знаю, знаю, - Томас начисто проигнорировал его слова и поудобнее устроился в кресле. То есть попытался устроиться, кресло от него неуловимо ускользало, причем, кажется, в разные стороны. - Матушка хочет мне добра. По-своему. Поэтому она и заманивает, поет сладким голосом, как сирена. А мы все идем, и я, и Джеральдина, и Винсент — идем и попадаем в ловушку этого дома, в этот проклятый лабиринт, откуда не выбраться. Добрая сумасшедшая тетушка Ари... Она дала мне волшебную нить.
- По-моему, ты ударился в лирику, — заметил Ланселот, усаживаясь в другое кресло, раз уж Томас, видимо, никуда отсюда уходить не собирался.
- Лирика — роскошь, недоступная тем, кто делает деньги, - усмехнулся Томас, - вот Джеральдина, моя сестра, я говорил тебе как-то, она все хотела стать актрисой, бедняжка. Вообще я согласен, конечно, что для барышни с фамилией Мэлори актерство самое неподходящее занятие…Лучше уж бы она опозорила нашу честную и благородную фамилию, но не стала тем, чем стала после замужества… Даже не знаю, кого она ненавидит больше – себя или весь мир... Ну, Винсента ты и сам видел... И только он, он, окопался в своих владениях и царствует. Иногда мне кажется, что он ненавидит нас всех, и Асти с Ари тоже ненавидит. Они хорошие, хотя и психи совсем. А вот он совсем не псих. И другим не позволит.
Ланселот понял, что «он», герой этой бессвязной и оттого еще более беспомощной и жалкой речи Томаса — никто иной как Артур Мэлори, бывший глава «Мэлори Синтетик», неизменный глава семейства Мэлори и домашний тиран, державший под колпаком все семейство, кроме, возможно, тех, кто сбежал от его дистиллированного здравомыслия в свое безумие. Ланселот никогда никого так не ненавидел. Да он и Артура Мэлори не ненавидел, вдруг подумал Лейк. Это чувство было не его, равно как и утреннее знание о том, что любит Ариадна Мэлори.
- Ненавижу его, - словно в ответ на его мысли прошипел Томас и вдруг стал похож на Астерия Мэлори, своего слишком красивого дядю. Это было последнее, что он сказал перед тем, как провалиться в сон.
Смилостивившись, Ланселот оттащил Томаса в спальню.
Сам он еще долго не мог заснуть. Сумасшедшая семейка Томаса водила хороводы в его воображении. И дом, особняк на Гросвенор-плейс, мрачный, пропитанный ненавистью и несбывшимися мечтами, он хранил тайны. Эти старые дома, думал Ланселот, они всегда хранят какие-то чудовищные тайны. На Гросвенор-плейс еще придется вернуться. Артур Мэлори — невидимый домашний деспот. Джиневра — стареющея кокетка со стальной хваткой. Винсент... С Винсентом все ясно, кроме уха. А за ухом - историйка, в которой наверняка весь Винсент, настоящий, а не это меланхоличное привидение. Ариадна и Астерий... хотя, вероятно, все-таки Астерий и Ариадна. Ланселот усмехнулся. Только сегодня он понял, почему Ари и Асти, почему всегда вместе. Удивительно, но до этого Лейк был уверен, что они женаты. Он еще думал так, когда увидел Ариадну в гостиной, наверное, думал так и в кабинете Винсента. Ровно до того момента, когда на лестнице встретил Астерия Мэлори. Тусклый стеклянный фонарь — в этом доме было темно даже днем — высветил бледное лицо, темные растрепанные волосы и внимательный взгляд почти черных глаз. Но игра света и тени больше не могла провести Ланселота — глаза у этого человека были серые, как разлившаяся ртуть, и наверняка в моменты особого волнения нездорово блестели. Совсем как у Ариадны, его сестры-близнеца.
Мысли Ланселота обратились к относительно недалекому прошлому. Были еще и проповедник со шлюхой. О проповеднике можно было поспрашивать в Гайд-парке, там его наверняка хорошо знали, а шлюха — Ланселот взял со стола ее досье — Пат Бронте. «Показания Терезы Беркли, владелицы ателье на Шарлотт-стрит». Ланселот усмехнулся, представив себе, какие в этом ателье бывали примерки. Мисс Бронте состояла в заведении швеей, но Беркли утверждала, что Патрисия не появлялась у нее последние две недели. Стоило положиться на личное обаяние и задать почтенной владелице несколько дополнительных вопросов.
Семейство Мэлори. Ариадна и Винсент были в Гайд-парке. В Гайд-парке неделей раньше нашли Дулиттла. Впервые за сегодняшний день Ланселот подумал, что мог ошибиться с Винсентом, оправдывая его только на интуиции и правиле правой руки. А вдруг он не просто провожал Ариадну, а вернулся на место преступления? Перед глазами всплыли яркие желтые подсолнухи. Винсент и подсолнухи. Винсент и сломанные пальцы. Винсент и Вирджиния. Томас уверен, что Винсент невиновен. И Джиневра... это не легкомыслие, точнее, не только легкомыслие — ей даже в голову не пришло, что Винсент может быть способен на что-то подобное. «Мой племянник притягивает неприятности, как магнит», - сказал на лестнице Астерий Мэлори. Он еще успел превратиться в свою сестру, прежде чем бывший инспектор Лейк окончательно заснул.
* * *
Если бы я знал, на какую каторгу отправляет меня Ланс, я бы сдох только при мысли об этом. К счастью, я не представлял. Даже когда увидел картотеку, то все еще не представлял. А через час сидения в пыльном холодном подвале я уже искренне верил, что по сравнению с архивом Скотланд-Ярда даже лаборатории Мэлори Синтетик, да что там, даже старая лаборатория Асти в подвале на Гросвенор-плейс — истинно райские сады. Время от времени я чувствовал себя Золушкой, только вот мне попадался все один сплошной мусор и ни крупинки проклятой чечевицы. Поговорить в этом склепе тоже было не с кем: мой провожатый, приятель Ланса гигантоподобный верзила Конан без всякого сочувствия (если я правильно понял его глумливую усмешку) оставил меня в подвале одного. Похоже, та иголка, которую я милостью своего чокнутого напарника искал в этом затхлом стоге сена, Скотланд-Ярд не интересовала. Черт возьми, эти бумажки странно влияют на меня, вот уже и Золушки, и стог сена, и райские сады. Сначала я считал просмотренные дела, потом стал считать часы, а вскоре добрался и до минут. Вполне возможно, до вечера я бы превратился в ещё одного очень сумасшедшего Мэлори, но к счастью, Ланс явился раньше. Я был так рад его видеть, что меня это даже не насторожило. Не успел я открыть рот и подробно высказать свое мнение о его методах, как он ошарашил меня новостью.- Винсента арестовали, - сказал он, и я прирос к месту. Я не думал, что все зайдет так далеко. Разве что только теоретически. Но Винсент в тюрьме — это была уже совсем не теория.
- Не дергайся, - предупредил Ланс, хотя сам выглядел взвинченным, - сейчас поедем в дом Вульф, там кое-что обнаружили. Надо прояснить детали.
- А... откуда ты узнал?
- Твой дядя послал за мной, а я как раз... - тут Ланс почему-то скривился и потер лоб, - я как раз зашел на Бейкер-стрит.
Вопросы расползались и складывались в дурацкие предложения, но я пребывал в такой растерянности, что не задал ни одного. Ланс вытащил меня наверх, по дороге мы наткнулись на Дойля. «Это не может быть кровь, ты сам сказал, что кровь выглядит по-другому», - сказал ему Ланс. «Даже если нет, то шеф настроен его посадить» - отмахнулся тот. «Пусть шеф утрется», - зло отрезал мой компаньон, и мы вышли наконец на улицу.
- Я хочу увидеть Винса, - сказал я.
- Потом, - ответил Ланс и втолкнул меня в экипаж.
Тишина обрушилась на меня внезапно, а потом вдруг все встало на свои места, и я успокоился. А когда дверь открылась, и я увидел Асти, который выглядел спокойным как удав, то успокоился окончательно. Он бесцеремонно пнул меня тростью, заставляя подвинуться, и уселся напротив Ланса. Ланс постучал извозчику, и мы тронулись.
- Винсент в Пентонвиле, - сказал мне дядюшка, - с ним все в относительном порядке. Тебе не нужно беспокоиться, - он зачем-то взял меня за руку, так, как обычно это делала Ари, и я почти поверил, что все наладится, - занимайся делом. Насколько я понимаю, никаких серьезных улик против Винсента нет?
Последний вопрос был обращен к Лансу.
- Сейчас мы поедем в дом Вульф и расспросим горничную, что это за рубашка...
- Рубашка? - перебил я.
- Горничная мисс Вульф нашла рубашку твоего брата, перемазанную чем-то красным. Разумеется, полиция думает, что кровью. Поэтому Винсента и арестовали, - пояснил Ланс, - а рубашку отправили в лабораторию.
- Что у них есть, кроме рубашки? - спросил Асти.
- А рубашка вас, стало быть, не волнует? - насторожился Ланс.
- Нет, - усмехнулся дядюшка, - не волнует. Вообще-то я уверен, что на рубашке краска. Акриловая, наверное, если они умудрились принять ее за кровь.
- Ваш племянник ходил к мисс Вульф, чтобы красить стены? - теперь Ланс смотрел на собеседника с любопытством.
- Так Томми ничего вам не рассказал?
- Конечно, нет! - перебил я. - Это не имеет отношения к делу.
Асти посмотрел на меня, потом на Ланса, и, судя по всему, сказал не совсем то, что собирался.
- Тогда я расскажу.
Я уже открыл было рот, чтобы запретить ему — этого про Винсента было рассказывать нельзя, никому, никогда, вообще (я до сих пор мучился оттого, что наговорил вчера Лансу) — но он сжал мою руку, и это оказало на меня почти магический эффект. Я просто сидел, смотрел на его профиль и чувствовал неимоверное облегчение, что все решается само собой, что я даже пытался остановить его. Но он держал меня за руку, как ребенка, и я не хотел, чтобы он отпустил меня.
- Винсент с детства любил рисовать, - тем времен сообщил Асти Лансу, - но у моего брата были на него несколько другие планы. И когда винсентово увлечение стало этим планам мешать, Артур запретил ему тратить время на всякую ерунду...
Ланс внимательно смотрел Асти в лицо, будто пытался что-то вспомнить, мне даже показалось, что он не слушал. Ланс выглядел настороженным и встревоженным. И это заметил не только я.
- Позже вы скажете, почему так на меня уставились, - как ни в чем ни бывало сказал Асти, - а пока вернемся к Винсенту и его трогательной и совсем не поучительной истории. Он был весьма упрям и посмел высказать Артуру все, что думал о нем и его планах. И собрался сбежать, разумеется – в семнадцать лет побег кажется разумным решением. Само собой, - скучающе продолжал Асти, - Артур его поймал и... вы наверняка заметили, что у Винсента очень неудачно сломаны пальцы.
- Это сделал ваш брат? - переспросил Ланселот, - Винсент сказал, что сломал их в детстве.
- Артур был очень зол, - пожал плечами Асти.
- Сломал пальцы собственному ребенку, чтобы он не смог рисовать?
- Ариадна утверждает, что он это проделал с помощью двери, - мне безумно захотелось вдруг ударить Асти, чтобы его лицо выразило сейчас хоть что-то, кроме скуки. Он будто почувствовал мое состояние, даже не повернув головы, осторожно провел пальцами по тыльной стороне моей ладони, снова точь-в-точь как это делала Ари. И я проглотил свой праведный гнев.
- Винсент стал левшой, - заключил Ланс, больше никак не проявляя свое отношение к диким нравам нашего семейства, - и перестал рисовать. Планы вашего брата, судя по всему, осуществились.
- Отчасти, - ответил Асти. - У Винсента случился нервный срыв, и он отрезал себе ухо, но потом стараниями врачей его привели в то состояние, которое вы могли видеть вчера. Последние десять лет он был именно таким.
- Откуда же тогда краска?
- Думаю, что Винсент возобновил свои упражнения в живописи.
- Он сказал «с ней я мог быть самим собой» - пробормотал Ланс.
- О, мисс Вульф была очень незаурядной барышней – она умела заставить быть собой, - Асти усмехнулся какой-то своей мысли, - полагаю, в ее доме вы найдете мастерскую Винсента.
- Краска — это замечательно, - сощурился Ланс, - но с таким прошлым ваш племянник получается крайне неуравновешенным типом, склонным к агрессии.
- Единственный объект агрессии Винсента — это он сам, вряд ли он смог бы причинить вред даже Артуру, если бы имел возможность, - раздраженно заметил Асти, - а в этом городе к агрессии склонен практически каждый первый. При желании, можно найти более подходящих претендентов на роль массового убийцы, чем мой племянник.
- У полиции такого желания нет.
- Зато у вас есть, - Асти достал бумажник и, не спеша, отсчитал сумму, которая впоследствии оказалась в три раза больше моего месячного содержания.
- Убедительный аргумент, - согласился Ланс.
- Это задаток, - ласково пояснил Асти.
- Тогда мы, пожалуй, поторопимся с поисками убийцы.
- Боюсь, вы меня неправильно поняли. Мне нужно не имя убийцы, а оправдание моего племянника. Сначала вытащите его из тюрьмы, а потом ищите кого хотите.
Экипаж вдруг остановился. Я выглянул в окно.
- Что мы делаем на Трафальгарской площади, мы же ехали в Белгрейв? - спросил я.
- Ариадна кормит голубей, - улыбнулся дядюшка.
- Ваша сестра тоже поедет с нами? - осведомился Ланс.
- Нет, вы с Томми поедете вдвоем. Так что же, вы согласны?
- Разумеется, - Ланс усмехнулся, - надеюсь, вы не будете возражать, если мы в процессе обеления доброго имени вашего племянника заодно найдем и настоящего убийцу?
- Нет, что вы. Развлекайтесь, конечно, - Асти пожал лансову руку и вышел. Я еще услышал, как он назвал извозчику адрес Вирджинии.
Теперь в окно выглянул Ланс.
- Твоя тетя, - заметил он невпопад, - очень красивая.
Я проследил за его взглядом. Ари действительно кормила голубей, потом подняла голову, увидела Асти и, распугивая птиц, побежала ему навстречу.
- Мелани ненавидит ее, - зачем-то сказал я.
- В вашем семействе скелетов больше, чем шкафов. Не понимаю, почему ты называл их сумасшедшими, - Ланс все еще смотрел на площадь, на Ари и Асти, как всегда таких одинаковых, - твой дядя кажется самым нормальным обитателем дома на Гросвенор-плейс. Хотя... странно, меня не покидает ощущение, будто бы я знал его раньше.
Я промолчал. Только сейчас я вдруг осознал, как мне повезло, что мои пальцы целы. И только потому, что Ари отправила меня к мадам Тюссо и вложила мне в карман привет от Асти, не позволивший мне сдохнуть с голода. Только поэтому я не рассказал Лансу прямо тогда трогательную и поучительную историю моего дяди Астерия.
На стенах цвели ирисы, по потолку текла река и в ней отражался ковш Большой Медведицы, от ярких красок перед глазами расплывались радужные пятна. Ланс попал пальцем в небо – Винсент обходился без холста, разрисовывая стены и потолок.
- Как они умудрились не найти эту комнату? – я потрогал желтые лепестки подсолнухов – точной копии тех, что висели в винсентовом кабинете.
- К ним не пришел твой дядя и не показал, где искать, а главное сколько за это бывает денег. Кроме того, надо очень уж настойчиво искать, чтобы найти две тайных лестницы и догадаться, что на чердаке комната размером с теннисный корт, - тут Ланс как раз нашел «кровь» - незаконченный рисунок алых виноградников на стекле, отделявшем одну часть комнаты от другой. – С трудом, но можно принять за кровь. Это, видимо, и есть та самая акриловая краска.
- Надо было Асти с собой взять, - заметил я, - он знает толк во всей этой акриловой ерунде.
- Ну, это же ваше семейное дело, - Ланс обогнул стекло и присвистнул, - ого!
За стеклом оказался тайный кабинет мисс Вульф, напоминавший, несмотря на веселенькую обстановку, приют ростовщиков из мрачных книг континентальных писателей. На столе были в беспорядке разбросаны бумаги – рукописные страницы непристойного содержания мешались с денежными расписками весьма пристойного содержания. Мисс Вульф явно жила не на гонорары, и в денежной помощи родственников тоже не нуждалась.
- Однако, дорогая женщина, мисс Вульф, - заметил Ланс, - и либо она обладала какими-то непостижимыми альковными талантами, либо… - тут он осторожно вскрыл бюро, стоявшее у окна, - нет, видимо, не обладала…
В бюро оказалась картотека.
- Вот и мистер Салливан, - пробормотал Ланс, - письма... так, что это? Ага, мистер Салливан критикует лорда-канцлера… мистер Салливан нехорошо отзывается о ее величестве, мистер Салливан дает взятки… А вот и лорд-канцлер собственной персоной… злоупотребление, о, что это? Лорд-канцлер и тайное общество. Как интересно! О, дорогой шеф, ха-ха! Шеф, я подозревал, честно подозревал, что это все-таки мальчики!
- Ничего себе мисс Вульф, - пробормотал я. За содержимое этого бюро ее могла прикончить половина Лондона.
- Да, мисс Вульф весьма интересная особа, - подтвердил Ланс, - вот уж действительно «она умела заставить быть собой». Кстати… твоего брата нет в этом обществе избранных… - Ланс нахмурился и вытащил одну из папок.
- Винса тут каждый угол компрометирует. Кто-то интересный? – я попытался прочитать надпись, но прежде чем мне это удалось, Ланс спрятал папку в один из своих необъятных внутренних карманов, специально пришитых именно для таких случаев.
- Неважно, один знакомый незнакомец.
Мы дождались Конана и Дойля, за которыми по поручению Ланса послала испуганная горничная.
- Дело принимает неожиданный оборот, - заметил Дойль, пока Конан, похрюкивая, читал досье на собственное начальство. – Кажется, вашего брата придется пока что отпустить, - с легким сожалением добавил он, обернувшись ко мне, - это действительно оказалась краска.
Мне не слишком понравилось его «пока что», но по крайней мере, Винсента выпустят из тюрьмы.
- Какие у нас планы на завтра? – спросил я, хотя в голове у меня звенела блаженная пустота и ничего не хотелось.
- Эта история с твоим братом… десять лет назад случилась? – спросил Ланс.
- Да.
- Тогда ты завтра поедешь в архив и поищешь записи о нитках и перерезанных шеях за тот самый год, и за все годы после, которые ты не успел просмотреть сегодня.
- Ты подозреваешь его, - обвиняюще заявил я.
- Стоит подстраховаться, - Ланс зевнул, - и потом, чтоб выполнить то, за что нам было заплачено, мы должны проверить все варианты.
- Не хочешь составить мне компанию в этом пыльном склепе? – осведомился я совсем недружелюбно.
- Нет, не хочу, - беззаботно ответил Ланс, - у меня другие планы. Завтра я иду в опиумный притон, где последние две недели промышляла мисс Бронте. А ты, - пресек он мою попытку возразить, - пойдешь в архив, потому что хорошим мальчикам вроде тебя нечего делать в опиумных притонах.
Ланселот извлек пакет, украденный из бюро мисс Вульф, только в спальне. Он и сам до конца не понимал, зачем стащил эту папку. Но секреты мистера Мэлори с чудовищным именем необъяснимо привлекали его. Как и мисс Вульф, видимо. Надушенная розовая лента, которой была перевязана папка, выдавала ее особое отношение.
Ланселот вытряхнул содержимое пакета на кровать. Два письма и потрепанный старый дневник.
«Мне известно о вас все, - писала сама мисс Вульф, - и не сомневайтесь, что ваш брат узнает о той мерзости, какой вы предаетесь. Если вы проявите благоразумие, возможно, я сохраню ваш секрет. Я готова встретиться с вами завтра в полдень у Ворта»
Дальше другой рукой там же был написан ответ.
«Ваши домыслы так же скучны, как и ваши наряды. Оставьте нас в покое, Вирджиния.
P.S. И разумеется, ноги моей не будет у Ворта»
Ворт… Эту фамилию Ланселот уже слышал… Ага, ну конечно – платье от Ворта – предел мечтаний Элейны. Астерий Мэлори и Ворт? Чушь какая. Ланселот перечитал написанное. Это переписка двух женщин. Значит, Ариадна. Получается, Вирджиния шантажировала Ариадну Мэлори?
Ланселот взял тетрадь. На внутренней стороне обложки было небрежно написано «Доктор Генри Хайд». Первая запись была сделана 12 апреля 1882 года. «Дядя назначен личным врачом Ее Величества и передает мне свою практику. Лондон – я так давно мечтал об этом. Провинция невыносима. Теперь все пойдет по-другому». Ланселот пролистал несколько страниц, не найдя там ничего интересного, кроме кратких восторгов мистера Хайда насчет новой лондонской жизни: дядюшка, кем бы он ни был, ввел его в общество, и в заметках замелькали громкие титулы. Вторая заинтересовавшая Лейка запись пришлась на 30 мая. «Бордели и опиумные притоны оказались настоящей золотой жилой. За символические деньги они готовы на все. Это прекрасная возможность возобновить опыты». Из следующих записей Лейк понял, что доктор Хайд экспериментировал с воздействием электричества на человеческий мозг. Ланселот абсолютно точно знал, что такие опыты были незаконны, но доктора этот факт, кажется, абсолютно не волновал. Характер записок подтверждал, что кроме результатов доктора вообще мало что волновало. Хайд платил шлюхам и наркоманам и получал подопытных кроликов в нужном количестве. О сути экспериментов доктор писал мало – видимо, для наблюдений у него была еще одна тетрадь – но время от времени не сдерживал восторгов по поводу результатов. Его врачебная практика, судя по всему, расширилась и среди пациентов появились незнакомые Ланселоту виконты и герцоги.
«27 августа. На будущую неделю назначил операцию барону К. Меня беспокоит его реакция на кетгут. Посоветовался с дядей и он познакомил меня с А.М.». А.М.? Артур? Астерий? Ариадна? Ланселот перевернул страницу.
«29 августа. Был в опере. Давали «Фауста». Видел А.М. – все-таки он очень приятный человек - сказал, что мой вопрос заинтересовал его». Он. Астерий или Артур. Ланселот почему-то сомневался, что Артура Мэлори можно назвать приятным человеком. Интуитивно он почти сразу решил, что А.М, - это именно наверняка Астерий Мэлори.
Судьба барона К. осталась для Ланселота загадкой, зато личность А.М. через пару страниц стала более чем очевидна. Немногословный обычно мистер Хайд извел потоки чернил, чтобы выразить всю полноту своего восхищения. «Никогда я еще не встречал человека, который бы понимал меня так хорошо. Асти может закончить за меня любое предложение, а я – за него. Безумно хочется рассказать ему обо всем. Он должен понять». На той же странице, между очередным пациентом и скачками в Эпсом-Дерби: «Девушка с Ханбери-стрит (№8) второй день без сознания. Очень жаль – ее результаты были поразительны. Обязательно повторить с №5 на меньших токах!» Дальше в дневнике был пропуск в несколько недель, после чего следовала запись, испещренная восклицательными знаками. «Я счастлив, бесконечно абсолютно счастлив, - писал Хайд, - она – чудо. Теперь они с Асти знают все, и оба не только не осуждают меня, но полностью поддерживают. Асти говорит, он придумал, как синтезировать то, что мне нужно…»
«Асти знает толк в этой акриловой ерунде», - вспомнились вдруг слова Томаса. Итак, доктор, который любит ставить эксперименты на людях, его приятель «знаток акриловой ерунды» Астерий Мэлори и его чудо-муза – несомненно Ариадна. Еще несколько страниц прояснили то, что было уже и без того ясно – доктор был совершенно очарован близнецами Мэлори. В некоторых записях Ланселот не мог определить, кто скрывался за буквой «А», Ариадна или Астерий. Казалось, мистер Хайд был влюблен в обоих сразу, но сам не понимал, что практически не делает между ними различия. Что бы ни делал для него Астерий, результатом они оба, видимо, были вполне довольны. Почти все свободное время Хайд проводил в лаборатории особняка на Гросвенор-плейс. Ариадна увлекалась греческими мифами, и Хайд прилежно читал всю эту ахинею. Астерий рисовал формулы и схемы, и доктор старательно перечерчивал все это к себе в тетрадь, где теперь Тесеи и Пасифаи соседствовали с акрилом и целлюлозой. «От азотной кислоты у Асти на руках желтые пятна, - с отвратительной нежностью писал он и тут же без перехода, - я использовал лейденскую банку — примитивный, но оказавшийся неожиданно удобным конденсатор. У Асти в лаборатории есть гальванический элемент; кажется, у меня есть идея, как сделать взаимодействие более интенсивным даже при небольшой силе тока». Зимой, в конце января 1883 года, Хайд впервые подумал, что хотел бы видеть Ариадну Мэлори своей женой.
Ланселот заложил страницу письмами – наверняка до того, что составляло интерес мисс Вульф, он еще не дочитал, но спать хотелось безумно. Перед глазами мелькали фиолетово-желтые пятна, напоминая о рисунках Винсента Мэлори.
Он был Генри Хайдом. Нет, он смотрел на Генри Хайда. Около двадцати пяти, светловолосый и светлоглазый, и костюм на нем тоже был светлый, и свет из раскрытого окна обливал Хайда с головы до ног.
- Сыграйте еще, - сказал Генри.
- Мне надоело, пусть Асти играет, - Ариадна поднялась из-за рояля. Она была не в настроении, но даже это ей было к лицу.
Ланселот улыбнулся, но промолчал. Он полулежал в кресле, закинув ноги на подлокотник, рассеянно грыз карандаш и не мог отвести взгляд от окна; глаза уже начинали болеть от яркого света, но он все смотрел и смотрел, и был необъяснимо доволен.
Ариадна улыбнулась – он знал это, хоть и не видел ее лица – обошла Генри, застывшего посреди зеленой гостиной особняка на Гросвенор-плейс, и встала у самого окна. Ее темный силуэт застыл в потоках света, и он знал, она смотрит на него, хоть и не видел ее глаз, блестящих опасно, как ртуть.
- Скоро день рождения, - сказала Ариадна и усевшись на широкий подоконник, опустила взгляд на носки своих туфель, - вы уже приготовили подарок для нас, Генри?
Хайд смутился, подарок – золотое кольцо с дымчатым бриллиантом – лежало у него в кармане. Вчера его наконец-то доставили, а сегодня Генри взял коробочку с собой, чтобы показать Асти. Ланселот улыбнулся Ариадне: бриллиант, несмотря на все старания Генри, совсем не походил цветом на ее глаза.
- Осталось меньше недели, - наконец, ответил Хайд, - надеюсь, он вам понравится.
- Возможно, - протянула Ариадна, - возможно… Но я хочу кое-что еще.
Хайд вдруг побледнел, и его лицо сравнялось цветом с его костюмом.
- Подарите нам то, чего мы хотим, - сказала Ариадна.
Генри смотрел на Ланселота, но Ланселот смотрел на Ариадну.
- Надеюсь, это не то, о чем я подумал, - брови Хайда упрямо сошлись.
- Именно то, - сказал наконец Ланселот.
- Вы с ума сошли. Я не стану этого делать.
- Но именно этого ты хочешь, - Ланселот пожал плечами, - мы все хотим.
Ариадна едва заметно покачала головой.
- Нет, - сказал Хайд.
- Как скажешь, - легко согласился Ланселот и снова принялся грызть карандаш.
Ариадна села за рояль.
- Так что же вам сыграть, милый Генри?
- Я пойду, - Хайд пятился к двери, не глядя на них обоих - будто они были двуликой горгоной Медузой, - у меня пациент, я совсем забыл... Всего доброго.
- Ну вот, спугнули, - рояль издал невнятные разочарованные звуки, когда Ариадна бесцеремонно поставила локти на клавиши.
- Он вернется, - отозвался Ланселот.
- Конечно, - Ариадна прикрыла глаза и, наклонившись к крышке, тронула несколько клавиш,словно никогда раньше этого не делала, потом вдруг открыла один глаз, внимательно посмотрела на Ланселота и сказала, - я так люблю тебя.
(продолжение в комментариях)
@темы: конкурсная работа, Радуга-1, рассказ
Он продолжал читать, когда спускался в подземку, и в вагоне в неверном свете коптящих ламп тоже читал, пропуская сомнительные душевные метания доктора, пока наконец не добрался до главного. «29 сентября 1883 года. Завтра их день рождения. Я согласился. А. сказала, что станет моей женой, если я проведу опыт. Кольцо очень идет ей. Она пообещала не снимать его никогда. Это безумие, но Асти прав – я хочу этого больше всего. Если бы только не они». Приписка на полях явно касалась именно этой записи. «Если бы не они – ничего бы не было».
Ланселот закрыл уставшие глаза. Он редко помнил сны, но вчерашний мог рассказать в подробностях. Больше того, он знал даже то, чего не видел. Например, то, что в тот день Ариадна надела чулки дикого зелёного цвета с красными подвязками, или то, что на левой руке выше локтя у нее был едва заметный шрам, оставшийся после того, как она еще в детстве, на Крите, неудачно упала с дерева. И о том, что в детстве она бывала на Крите, он тоже откуда-то знал. Ланселот испытал непреодолимое желание сию секунду найти Ариадну Мэлори, разорвать чертово ее платье, от Ворта или не от Ворта, и убедиться, что никакого шрама у нее нет. Ланселот не верил в сны, не верил в колдовство и переселение душ, и в предсказания тоже не верил. Но черт возьми, сейчас он просто знал. Взгляд его снова обратился к дневнику. Следующая запись была сделана карандашом, неровно, будто писали в спешке. «30 сентября. Все готово. Но… почему мне раньше это не пришло в голову: она и Асти? Кажется, я знаю ответ, кажется, я понял его минуту назад, когда они велели мне выйти и дать им пошептаться. Если правда – о, это была бы слишком чудовищная правда! – почему я не замечал раньше?.. Нет. Нет, я волнуюсь, это все только игра воображения».
«Катастрофа. Я не смею туда пойти. Я не выходил двое суток. Их имен нет в некрологах. Может, лучше бы были? Я трус. Надо пойти, посмотреть, что я натворил». Даты не было, несколько следующих страниц Хайд писал подряд, будто потерял счет дням. Кажется, Томас ничуть не преувеличивал, когда называл тетушку и дядюшку психами. Если верить записям Хайда за октябрь и ноябрь 1883 года, так оно и было. Неведомый Ланселоту эксперимент отправил Астерия Мэлори в кому, а его сестру - в бездны безумия. Последнее произвело на Хайда особенно тяжелое впечатление. Судя по записям, он виделся с Артуром Мэлори, который, не желая разглашения произошедшего, охотно переложил на Хайда все, что было связано с Астерием и Ариадной. Никаких других врачей, никаких посторонних людей. Ничего, что повредило бы репутации Артура. Через некоторое время Хайд стал почти так же организован, как и до эксперимента. Записи снова были аккуратно помечены датами. Он подробно описывал все, что говорила Ариадна, которая никого не узнавала и часто впадала в кататонию. Ланселот пропустил около двух с половиной месяцев подобных записей, пока не нашел дату 14 декабря, когда Генри Хайд выскочил из комнаты визжащей Ариадны и едва успел подхватить Астерия, который цеплялся за стену. «Он шел, будто в руках у него была невидимая нить». Асти велел отвести его к Ариадне и как только они вошли в ее спальню — точнее, когда Хайд втащил туда тощего и похожего на приведение Астерия — Ариадна замолчала и успокоилась как по волшебству. 15 декабря следовала запись: «Ариадна вернулась». На этом дневник заканчивался – дальше страницы были вырваны. Зато на обложке обнаружился список из пяти имен с проставленным днем в январе 1884 года . И мелким заунывным речитативом: «ненавижу обоих».
Ланселот выскочил на следующей же станции – это оказалась Элдгейт-Ист. И сделал наконец то, чего с самого утра требовала интуиция: взял кэб и поехал на Гросвенор-плейс. Он очень надеялся, что Винсент уже там, Томас уже не там, и что никто из А. Мэлори не встретится ему раньше. Лейк еще раз проделал несложные математические вычисления. 1884 – десять лет назад. История с ухом Винсента, которую нужно было скрыть от посторонних. Нервный срыв и «врачи, которые привели Винсента в относительный порядок». Кажется, мистер Мэлори немного преувеличил – не врачи, а врач. Генри Хайд, уже проверенный и надежный неразгласитель семейных тайн. Сентиментальный и влюбленный в то ли еще сумасшедшую, то ли уже нет Ариадну, любитель проводить опыты на людях. Где же вы, мистер Хайд? Лейк рассчитывал, что Винсент Мэлори даст ответ на этот вопрос.
Ланселот окинул взглядом мрачный особняк на Гросвенор-плейс, на минуту ему даже показалось, словно бы из окна во втором этаже на него кто-то смотрит. Он отогнал дурацкие мысли, интуиция редко подводила, а сейчас буквально вопила, что он как никогда близок к... не до конца ясно к чему именно. Лейк взялся за медное кольцо и решительно постучал им в дверь. Дверь покачнулась, пошла волнами и вдруг понеслась вверх.
Ланселоту снился сон.
- И что он здесь делает? - сказал голос Винсента Мэлори.
- Лежит без сознания, - ответил голос Ариадны где-то совсем рядом. Аромат ее духов лёгким шлейфом стелился вокруг Ланселота.
- Откуда-то справа послышался короткий смешок, обозначая третьего участника сцены.
- Что вы затеяли? - голос Винсента Мэлори выражал все оттенки недовольства и... страха?
- Не мешай, Винсент, - Астерий Мэлори мог бы и молчать — Ланселот знал, он и есть третий, - он должен найти убийцу.
- Мне надоело, что поиски убийцы постоянно случаются в моем кабинете.
- У тебя нервы не в порядке, Винсент. Или начинай пить валиум, или продолжай рисовать подсолнухи.
- Не слушай его, дорогой. Асти сегодня злой. Мистер Лейк, он... кстати, ты знаешь, у него очень романтическое имя — Ланселот...
Дальше Ланселот не расслышал. Темнота, вязкая и темная как нефть, накрыла его, оставляя Винсента и близнецов Мэлори по другую сторону реальности.
Ланс сидел у потухшего камина, при свете одной-единственной свечи. Выглядел он потрепанным и уставшим.
- Визит в опиумный притон пошел тебе не на пользу, - весело заметил я, выкладывая перед ним список обнаруженного мной в архиве.
- Я там не был, - все так же сосредоточенно ответил он.
- Предпочел компанию приятелей Дулиттла из Гайд-парка?
- Нет. Я был на Гросвенор-плейс, - он потер лоб и наконец посмотрел на меня. - Приехал туда, постучал, а потом... потом потерял сознание.
- О! - только и смог выговорить я — слов по обыкновению было значительно меньше, чем испытанных мной в то же мгновение эмоций.
- Да, я успел подумать примерно то же, перед тем как вырубился, - подтвердил Ланс.
- И что, ты попал в руки матушке? - с опаской спросил я.
- Нет, - Ланс вдруг замолчал, сосредоточенно потер лоб, - я слышал голоса, мне показалось, я был в кабинете твоего брата, а дальше — тишина... и когда пришел в себя, там была твоя тетя... Ариадна. Она... - Ланс быстро взглянул на меня, - вела себя странно.
- Она всегда ведет себя странно, - пожал плечами я, - Ты-то сейчас в порядке?
- Вроде.
- Тогда я тебя порадую, - я подвинул к нему свои заметки, - вот список почти десятилетней давности, здесь восемь убийств и пять из них - точь-в-точь повторяют те, которые происходят сейчас. Еще три — в чем-то отличаются.
Ланс с отвратительным скрипучим звуком придвинул лампу, поджег ее и принялся читать.
- Зачем ты, кстати, ездил на Гросвенор-плейс? - спросил я.
- Хотел поговорить с твоим братом, - Ланс перевернул страницу обратно и перечитал самое начало — список имен, который я сделал на первой странице.
- Как видишь, убийства произошли, когда Винсент круглосуточно сидел в комнате с белым потолком, - заметил я.
- Так и есть, - Ланс нахмурился и извлек из кармана потрепанную тетрадь.
- Что это? - спросил я с любопытством.
- Дневник. Друга вашего семейства, - он вдруг поднял голову, - не знаешь такого доктора Генри Хайда?
- А я должен его знать? - удивился я. Это имя мне ни о чем не говорило... хотя нет, - постой-ка, конечно, помню, он же лечил Винса тогда.
- И все?
- Все.
- Видишь ли, если верить дневнику, мистер Хайд был другом твоего дяди. Кстати, Томас, самое время рассказать кое-что о мистере и мисс Мэлори.
- Ланс, - я тяжело опустился в кресло, - я не понимаю, какое это имеет отношение...
- Ты все время называешь их психами, - перебил меня Ланс, - однако, с Винсентом теперь все понятно, а с этими двумя? Что с ними случилось? Насколько я заметил, пальцы у Астерия и Ариадны целы, да и твой дядюшка не походит на человека, который бы безнаказанно позволил кому бы то ни было проделывать с собой нечто подобное.
Я помолчал, как будто решаясь. Хотя с самого начала знал, что все расскажу ему. Не понимал, зачем, но все равно знал. Я даже не до конца мог себе объяснить, почему так не хотел рассказывать именно о них и именно ему: одно дело Винсент, а совсем другое — Асти и Ари. В конце концов, никто с ними ничего не делал — Асти сам был во всем виноват. Я всегда считал виноватым только его.
- Я уже говорил — Асти знает толк во всем этом акриле и химии, у него была лаборатория в подвале, и половину того, что сейчас производит «Мэлори Синтетик» придумал он сам. Хотя не знаю, может, они с Ари вместе придумывали. Ари тоже всегда любила возиться с пробирками. Между всякими светскими мероприятиями они часто сидели в подвале и мешали в колбах какую-то очередную гадость. Ну вот. Незадолго до того случая с Винсом какая-то гадость взорвалась, или может испарилась — я точно не знаю. А когда подвал открыли и их вытащили, то Ари совсем умом тронулась, никого не узнавала, несла всякую чушь, а Асти... ну, мы сначала подумали, что Асти скорее мертв, чем жив, и думали так целых два месяца. А потом все как-то постепенно исправилось. Хотя лабораторию они почти забросили. Асти почему-то панически боится электрического тока, от мелкой искры в обмороки грохается... - я перевел дыхание, - вот так.
- Значит, так, - Ланс усмехнулся невесело, - в обмороки?
- Совсем вроде тебя, - усмехнулся я. Странно, что мне раньше не приходило это в голову.
- Постепенно исправилось? Что, они просто вот так взяли и стали как раньше? - с недоверием переспросил Ланс. Хотя мне показалось, он ожидал услышать от меня что-то определенное. Может быть, даже про этого Хайда, которого я почти не помнил.
- Ну, я тогда учился вообще-то, поэтому приехал на Гросвенор-плейс сразу, когда все случилось — отец меня вызвал, все думали, что Асти умрет. Но потом меня отправили обратно, и я приехал только на рождественские каникулы, а тогда уже все было почти как сейчас, а потом случился Винс. Я смутно помню доктора Хайда, если хочешь. Просто помню, что был такой.
Ланс осторожно, так, будто был неуверен в каждом своем движении, положил на стол раскрытую тетрадь и прежде чем я смог прочитать последнюю исписанную страницу, закрыл ее моими заметками.
- Вот, - сказал он, разговаривая скорее с самим собой, чем со мной, - Хант, Браун, Рёскин, Милле и Моррис.
Я посмотрел туда, куда указывал его палец: пять из восьми фамилий, выписанных мной из архивных отчетов, в точности соответствовали тем, что были написаны в столбик на внутренней стороне обложки дневника. И даже порядок повторялся. Я сообразил, что выписывал по датам, видимо, доктор Хайд руководствовался тем же критерием.
Я взял дневник и открыл на первой странице. Из него выпал сложенный пополам лист бумаги, но я не обратил внимания, не слышал, как Ланс ушел, я вообще мало что замечал вокруг. До самого рассвета. Зловещая фигура доктора Хайда полностью захватила мое воображение. Я не помнил этого человека, не помнил, как он выглядел, но перед моим внутренним взором возникал чудовищный всклоченный тип, который прикручивал своих несчастных жертв к лабораторному столу, присоединял к ним электроды и смотрел, как они мучаются. Я почему-то был уверен, что смотрел с наслаждением. Когда я дочитал до 30 сентября, воображение мне отказало — я слишком хорошо знал, как выглядела лаборатория в подвале на Гросвенор-плейс. В детстве я бывал там очень часто, когда Ари пыталась вбить в меня хоть немного химии, и теперь у меня в голове не укладывалось, что туда явился какой-то Хайд, сделал невообразимое с Ари и Асти, и сбежал. То, что Ари и Асти были, кажется, совсем не против, вообще не лезло ни в какие рамки. Не то чтобы мой мир перевернулся, но... да, мой мир перевернулся. Единственное, чего я хотел — немедленно отправиться на Гросвенор-плейс, вытряхнуть Асти из постели и спросить, почему. Но разумеется, я этого не сделал, потому что больше всего на свете сейчас боялся его увидеть. У Ари мне и вовсе спрашивать ничего не хотелось. Проклятье! Как они могли на это согласиться?
- У твоей тети странное имя, - сказал вдруг Ланс таким тоном, что я чуть не поперхнулся.
- По-моему, странное имя у Асти, а у Ари вполне нормальное, - ответил я.
- Ариадна дала Тесею нить, чтобы он выбрался из лабиринта, - Ланс будто и не услышал меня, - как думаешь, Томас, я похож на Тесея? Я смогу поймать чудовище?
Черт, черт, черт! Мне следовало догадаться намного раньше. Наверное, еще тогда на Трафальгарской площади. Но теперь и догадываться уже нечего, все очевидно: Ланс был очень неравнодушен к моей тетушке Ариадне. Боюсь, он влюбился. Только влюбленностью можно было объяснить мифическую чушь, которую он сейчас порол.
- Ланс, - осторожно начал я, хотя не представлял, что вообще можно на это ответить и как себя вести в подобной ситуации. Я понятия не имел, что о Лансе думает Ари. Подозреваю, она и сама этого понятия не имела, а спрашивать у нее абсолютно бесполезно. Спрашивать, о чем думает Ари, надо было у Асти. А отвечать Лансу надо было прямо сию минуту, он окончательно вышел из своего отрешенного состояния и вполне серьезно уставился на меня в ожидании.
- Понимаешь... - протянул я. К счастью, на этом моя речь закончилась, потому что в «Субмарину» ввалились Конан и Дойль, пребывающие в крайней степени волнения. Завидев нас, они оживились еще больше.
- Ланс, старина, - Конан с чувством пожал Лансову руку, потом потряс мою. Дойль проделал то же самое, но менее ожесточенно.
А Ланс в очередной раз за этот безумный день преобразился. Он настороженно посмотрел на бывших коллег.
- Еще один? - спросил он.
- Откуда знаешь? - воровато оглянулся Дойль. Конан мгновенно окаменел. При всей несопоставимости габаритов эти двое умудрялись быть зеркальными отражениями друг друга.
- Интуиция, - пожал плечами Ланс и пнул меня под столом, чтобы я подобрал челюсть. Я понял, что показывать Конану и Дойлю дневник Хайда он не собирался. Минуточку... а как же быть с Хайдом? Я-то думал, когда мы поправим в «Субмарине» нашу тонкую душевную организацию и придем в себя, то все-таки поступим, как нормальные люди — предупредим полицию и отправимся к Хайду-старшему. Как обычно у меня вылетело из головы, что мы с Лансом - люди ненормальные и поступаем соответственно.
- Нашли сегодня ранним утром, в Королевском колледже медицины.
- На Трафальгарской площади, что ли? - не сдержался я.
- Точно, - подтвердил Конан без особого энтузиазма, - пока скрываем от газетчиков. Если прознают, то шумиху за проливом слышно будет.
- Врач? - спросил Ланс. Меня вдруг посетила ужасная догадка: а вдруг Хайд? Это было бы невероятно!
- Какой-то доктор Фейк, - ответил Дойль, - преподаватель колледжа. По тому, что мы о нем узнали — малоприятная личность. Студентов тиранил, считал себя гением от медицины и резал дома лягушек во имя науки. Дочь его квартирной хозяйки от него без ума.
- Что, действительно гений? - спросил Ланс.
- Похоже, кроме влюбленной барышни и его самого так никто не считал.
- Вы очень уж довольно выглядите, - заметил Ланс и сделал очередной внушительный глоток — больше ничто не напоминало о его вчерашнем сомнительном состоянии и сегодняшней утренней апатии, - нашли что-то?
- Опять Винсента в Пентонвиль запрете? - ввернул я нагло. Хотя, признаться, этот вопрос меня сейчас беспокоил не на шутку.
- Все намного лучше, - Конан заметно оживился, - мы нашли более подходящего подозреваемого.
- Шеф нашел, - поправил Дойль.
- В картотеке? - проницательно заметил Ланс.
- Точно, - подтвердил Дойль, - но это не главное. Мы проверили Салливана, и что ты думаешь — его алиби оказалось фальшивым. То есть он вполне мог убить Вульф. И еще кое-что выяснилось...
- Нитки! - многозначительно потыкал в потолок Конан.
- Они же были акриловые, разве нет? - уточнил Ланс.
- Вот в том-то и дело, - торжествующе сообщил Конан, - в случае с Фейком удалось установить более точный состав. В лаборатории нам сказали, что нитка на самом деле только... - тут Конан замялся и покосился на Дойля, но тот сделал вид, что не заметил заминки, и Конану пришлось выкручиваться самому, - в общем, акрила там всего ничего, а основная нить — это целлюлоза с... ну, какая-то не очень обычная целлюлоза с акрилом.
- И что? - задал очевидный вопрос Ланс.
- А то, что по составу это очень похоже на нитки от чайных пакетиков Салливана!
Первое мгновение за столом висела тишина — я все ждал, что сейчас они рассмеются и скажут, что пошутили, или что-нибудь в этом роде. Но они не сказали.
- Вы что, с ума сошли? - Ланс во время театральной паузы успел допить пиво и был абсолютно жив.
- Да такие нитки, как в чайных пакетиках Салливана, есть у любой швеи, - не выдержал я, - В любом доме! Кто угодно может купить их в галантерейной лавке! Самые обычные нитки!
- Вы правда не понимаете, что все сходится? Кстати, на Фейка и на два первых убийства у Салливана нет алиби, больше того, его видели в Гайд-парке незадолго до убийства Дулиттла!
- Недели за две, - с иронией заметил Ланс.
За три дня, - поправил Дойль.
- Ясно, ребятки, - Ланс встал, пересадив разомлевшего Лимона обратно на трубу, - я скажу вам на всякий случай, что это не Салливан, но вы же все равно не поверите, да?
- Ланс, дружище, - Конан снисходительно похлопал Лейка по плечу, тоже поднимаясь во весь свой немаленький рост, - ты просто завидуешь, приятель.
- Зависть снедает меня, - кивнул Ланс, покаянно опуская голову, - пойдем же, Томас, в веселый дом, утопим тоску и печаль.
- Удачи! - пожелал я напоследок Конану и Дойлю. Наверняка они были полны жалости к таким неудачливым сыщикам, как мы с Лансом. И у меня не было ни грана сомнения, что радость по этому поводу переполняла их сердца.
- Невероятно, - сказал я, - как можно поверить в подобную чушь?
- Им нужен козел отпущения, - равнодушно ответил Ланс, - точнее, шефу нужен. Сначала не повезло твоему брату, а теперь вот повелителю чайных пакетиков.
- Зачем же они тогда просили тебя заняться этим делом?
- Растерялись. Давненько все-таки маньяки не объявлялись, считай, со времен Ватсона и не было.
- Мы постоим, - сказал Ланс, когда доктор, неосторожно предложивший нам присесть, попытался расчистить то место, где, по всей видимости, когда-то был диван.
- О да, разумеется, - Хайд охотно прекратил свое бесполезное занятие и поправил на переносице смешные круглые очки. Проделав это, он смерил Ланса взглядом, а потом вдруг уставился на меня, - как ваша фамилия, вы говорите?
- Мэлори, - ответил я.
- Да, да, - он кивнул сам себе, - итак, вы хотели поговорить о Генри.
- Верно, - подтвердил Ланс, - собственно, нам бы хотелось разыскать вашего племянника — утром я был на квартире, которую он снимал десять лет назад, но, понятное дело, там мистера Хайда даже не помнят.
- Боюсь, я мало чем смогу быть вам полезен. Я не видел Генри очень давно. И в общем-то подозреваю, что он мертв, увы.
- Почему вы так думаете?
- Видите ли, лет девять назад Генри исчез при странных обстоятельствах. Он в очередной раз переехал, тогда это было недалеко от Паддингтона. У него были странные друзья, - тут мистер Хайд покосился в мою сторону, - и он все говорил, что скоро женится. Потом пропал, долго не появлялся, и я забеспокоился. Однако прежде чем отправился навестить его — меня самого навестила полиция. Они принесли мне кое-какие бумаги Генри и кольцо с бриллиантом. Оказалось, его опыты привели к тому, что комната, в которой он экспериментировал, выгорела дотла. Самого Генри не нашли, но честно говоря, при такой температуре от него бы ничего не осталось.
- То есть, вы не верите, что ваш племянник мог спастись? - уточнил Ланс.
- Если бы Генри был жив, он бы непременно со мной связался, - заверил нас доктор Хайд.
- А вы не замечали чего-то странного в его поведении перед исчезновением? Вы, кажется, сказали, что он дружил со странными людьми?
Хайд снова посмотрел на меня. Не очень дружелюбно, надо сказать.
- Вам некий Астерий Мэлори кем приходится? - наконец спросил он, продолжая сверлить меня взглядом.
- Дядей, - ответил я. Кажется, странными друзьями были именно Ари и Асти.
Вот и спросите своего дядю, как вел себя Генри. Когда я их познакомил, не подозревал, что Генри прожужжит мне все уши своим Астерием. Поначалу — когда еще часто бывал у меня. А потом у него перестало хватать на меня времени. И конечно, он вел себя странно! За два месяца до исчезновения зачем-то сменил фамилию на Джекил и без конца переезжал, стал нервным и задерганным — совсем не тот Генри, которого я всегда знал!
Мне вдруг стало жаль старика: он действительно верил, что Хайд погиб, и любил его. Я вдруг сообразил, что у Хайда-старшего никого кроме Генри в жизни не осталось. А мнимая монография, которую он все писал и писал, наверняка была только способом занять себя хоть чем-то. И я почти уверен, начало написания монографии и год исчезновения Генри совпадают.
Казалось, этот последний монолог выпил из старика остатки жизни; не знаю, где были мои глаза, когда он показался мне бодрым. Он тяжело осел в кресло, достал из невидимого тайника початую бутылку виски и не глядя плеснул в стакан.
- Составите компанию?
- Не откажусь, - ответил Ланс
Я с сомнением посмотрел на бутыль, вспомнил, в какое состояние меня в последний раз отправило мое собственное «не откажусь», и отказался.
- Ну, как хотите, молодой человек, как хотите, - Хайд подвинул Лансу второй стакан, - дядюшка ваш, помнится, был не прочь. Выпили мы тогда немало, однако, пусть я от виски становлюсь к людям расположен, но вот с ним совсем напротив вышло. Нехороший человек ваш Астерий, совсем нехороший.
- Я пожал плечами — понятия не имел, что вообще на такое надо отвечать.
- Вы виделись с мистером Мэлори? - спросил Ланс — он умудрился как-то примоститься напротив доктора, и теперь был похож на гигантскую химеру.
- Он приходил, спрашивал о Генри, дескать не появлялся ли тот у меня. Обещал сообщить, если найдет его. Я с ним, конечно, поговорил, посидели, выпили, только про кольцо и бумаги я ему ничего не сказал... Хотя там одно название бумаги, и таить особо нечего.
- Что же за бумаги? - спросил Ланс.
- А вот, сейчас, - доктор извлек из ящика сложенные листы, - читайте.
Я заглянул Лансу через плечо, доктор Хайд посмотрел на меня в недоумении, похоже, он успел забыть о моем существовании. Ланс разложил бумаги на столе — текст на них отличался только степенью взвинченности писавшего — кое-где буквы прыгали, а местами ложились ровными строками. Содержание листов было абсолютно одинаковым.
«... для чудовища же выстроен был Лабиринт. Стены его обшиты медью, переходы его темны, кто однажды вошел — никогда не вернется. Там, в конце пути, ждет свою жертву Минотавр. Нить Ариадны указывает путь. Никто не спасется».
Дочитав тот же текст на третьей странице, я уже знал его наизусть. А еще меня не покидало ощущение, что проделав свой опыт над Ариадной и Астерием, и без того не вполне нормальный доктор Хайд окончательно свихнулся на почве своих изысканий, привязанности к Ари и Асти и греческих мифов.
Ланселот вдруг сунул руку в один из своих бесконечных карманов и извлек помятый лист бумаги, который при ближайшем рассмотрении оказался точной копией лежащих на столе записок доктора Хайда.
- Больше вас никто не навещал по поводу Генри Хайда? - спросил он доктора.
- Вот же! - воскликнул тот почти восхищенно, - Я знал, что-то здесь нечисто. Да, приходила барышня, мисс Вульф. Очень красивая и очень циничная барышня, та самая, о которой сейчас пишут в газетах. Расспрашивала обо всем. Я ей ничего не сказал, но она, видно, тайком эту бумажонку умудрилась стянуть. А я и не заметил. Точно она, больше некому.
- Если позволите, я бы пока оставил ее у себя, - сказал Ланс, - по окончании расследования непременно верну.
- Вы думаете, мисс Вульф убили из-за этого? - не без иронии осведомился старик.
- Еще не знаю, - ответил Ланс, не поддержав его тон, - Благодарю, доктор Хайд, у вас отличный виски.
Когда мы вышли на Пиккадилли, уже начинало темнеть. Ланс нацепил странного вида шляпу, которую сегодня зачем-то таскал с собой, и сосредоточенно посмотрел на серое небо.
- Бедный старик, - сказал я. Ланс с недоумением покосился в мою сторону, словно не понял, смысла слов. Я списал это на виски и его вчерашнее приключение.
- Надо наконец поговорить с твоим дядей, - сказал он, - вряд ли у Винсента я узнаю больше, чем у Хайда-старшего. Думается мне, что мистер Генри Хайд жив и поэтому мертвы многие другие.
- Гросвенор-плейс? - спросил я.
Ланс вздрогнул и посмотрел так, вроде я предложил ему отправиться на Тайберн, сунуть голову в петлю и самому спрыгнуть с эшафота.
- Напиши ему, чтобы приехал на Бейкер-стрит, - сказал он, - и не стоит ему знать ничего лишнего. Того, что знаем мы. Понимаешь? Хочу послушать еще одну версию.
- Ты думаешь, Асти знает, где Хайд? - мне не очень-то нравилось, что Ланс постоянно подозревал мое семейство то в преступных связях, то в преступных же деяниях.
- Я не знаю. Напиши ему сегодня.
...Окно за тяжелой темной шторой открыто, осень такая теплая в этом году.
- Асти, - шептал взволнованно голос Астерия Мэлори где-то справа, - может, я?..
- Нет, - ответила Ариадна, - решено, не вмешивайся. Жаль, что Винсент сбежал...
- Зато Мелани здесь, - коротко хохотнул Астерий, - она так тебя любит, это будет даже забавно. Она всегда забавно ведет себя с тобой, - и после небольшой паузы, он добавил, - что будем делать с Ланселотом? Он свалился на нас очень внезапно, а тебе следовало бы быть осторожнее.
Ланселот чувствовал себя будто под толщей воды. Веки отяжелели и не желали подниматься, но он и без помощи зрения знал, что темно, что они рядом, что Ариадна наклонилась над ним и почему-то ведет себя как Астерий. Стоп, но она и есть Астерий. Или нет? Нет, совсем нет. Но сейчас — да?
- Пусть побудет здесь, - сказала она, - так даже лучше.
«Лучше», - услышал Ланселот. А потом в тишине и легком шелесте платья и сбившемся дыхании, он скорее угадал, чем услышал их поцелуй. Дверь хлопнула, и ему показалось, что он остался один. «Да, - подумал он, - я знал. Этим она вас и шантажировала. Но что толку, что толку...» Он не мог додумать мысль, потому что она была не его, подслушанная. Волосы Ариадны скользнули по его щеке, запах ее духов нежно окутал его: аромат Средиземноморья, тайны бесконечных переходов Лабиринта и ртутного блеска глаз ее брата. Не в силах поднять невероятно тяжелые веки — вода никуда не ушла, она все прибывала, он давно утонул и лежал на дне — Ланселот протянул руку и легко коснулся ее лица.
- Поцелуйте меня, - велел он.
Было совсем тихо, и он слышал ее дыхание, слышал, как ветер шевелит верхушки деревьев в саду, и подсолнухи на стене — их он тоже слышал. А часовых стрелок не слышал, потому что время остановилось. И когда Ариадна усмехнулась коротко, как обычно усмехался ее брат, оно снова пошло.
- Почему бы и нет? - Ланселот услышал улыбку в ее голосе, а потом - почувствовал на ее губах. Что-то было не так, и все было именно так, как надо. Рука Ланселота с Ариадниного затылка соскользнула на ее шею, его пальцы коснулись аккуратного шва, и...
… Вода схлынула, но Ланселот не хотел открывать глаза. Это мгновение не было прекрасно, но никогда ничего ему не хотелось так, как сейчас же остановить его.
- Поцелуйте меня, - повторил он.
И услышал короткий смешок.
- Надеюсь, вы не для этого хотели меня видеть, - Ланселот открыл глаза и уставился на Астерия Мэлори.
- Нет, разумеется, нет, - ответил Ланселот, поднимаясь, - Вы давно... здесь?
Он хотел спросить «сидите здесь и смотрите, как я вспоминаю то, чего не было, как я целую вашу сестру, а может, и не ее вовсе...», но не спросил, конечно же.
- Не очень, - ответил Астерий. Выглядел он неважно: блестящие, обведенные темными кругами глаза делали его похожим на морфиниста и на Ариадну. Последнее внушало Ланселоту очень странную гамму эмоций.
- А... Томас?
- Он внизу, у мадам, - Астерий с сомнением осмотрел комнату, - вы хотели поговорить?
- Верно, - теперь Ланселот, помятый и потрепанный, стоял рядом с ним, франтоватым и мрачно элегантным, - расскажите мне о мистере Хайде.
Ланселот мог бы поклясться, что это первый раз, когда он увидел Астерия Мэлори удивленным. Даже в искусственном полумраке комнаты это было заметно. Кажется, он ожидал чего угодно, только не вопроса о докторе Хайде.
- Почему он вас интересует? - Ланселота не обмануло спокойствие Астерия — он был взволнован, и скрыть это у него получалось плохо.
- Я полагаю, что он убил Вирджинию Вульф, - просто ответил Лейк, не спуская глаз с собеседника.
- Сомневаюсь, - сухо ответил тот, - видите ли, Генри мертв.
- Сомневаюсь, - усмехнулся Ланселот, - поэтому рассказывайте.
Астерий пожал плечами. Тени скользнули по его лицу, стирая волнение.
- Как пожелаете, хотя смысла в этом мало. Генри был моим другом, не помню, кто нас познакомил. Кажется, его дядя, а может быть, кто-то еще. Он часто у нас бывал, а потом исчез. Я пытался найти его, но это оказалось затруднительно: он переехал, сменил фамилию, и когда я наконец до него добрался, оказалось, что он погиб во время пожара, - в этом монотонном докладе Ланселоту почудился скрытый вызов.
- Но его тело не нашли, - уточнил он.
- Его лаборатория полностью выгорела, от Хайда попросту ничего не осталось.
- Ладно, - пока что Астерий точь-в-точь повторял рассказ Хайда-старшего. - А его опыты?
Ланселот ожидал, что Мэлори будет отрицать, делать вид, будто не понимает, в чем дело или нечто в том же духе. Но Астерий посмотрел на него мрачно, и спросил:
- Откуда вам известно об опытах?
Ланселот понял, что о наличии дневника Хайда у мисс Вульф Астерий Мэлори не знал, хотя о наличии памятной картотеки Вульф, если судить по его характеристике упомянутой барышни, был осведомлен.
- У доктора Хайда-старшего, дяди мистера Генри Хайда, остались кое-какие его бумаги. В том числе и описание некоторых опытов, - солгал Ланселот, и, пожалуй, с излишней поспешностью добавил, - расскажите о 30 сентября. Что произошло в тот день?
На этот раз Астерий оправдал ланселотовы ожидания. Как и полагалось, он побледнел, отшатнулся и отвел взгляд наконец. Однако, замешательство его было недолгим.
- Он не мог об этом написать, - сказал Астерий, взяв себя в руки, - откуда вы знаете?
- Знаю что?
Ланселота охватил азарт: играть с этим человеком в кошки-мышки оказалось очень волнительно. А еще он сейчас был так похож на свою сестру. Это было столь же безумно и притягательно, как полусон-полуявь, который не оставлял Ланселота с момента обморока на пороге особняка на Гросвенор-плейс. Астерий, несмотря на уставший и немного потерянный вид, все еще был неуловимо опасен. Подсознательно Ланселот боялся его, даже сейчас, когда загнал в угол.
- Надо полагать, вы уже прослушали о 30 сентября несколько версий, - после долгой паузы сказал Астерий голосом, лишенным каких-либо эмоций; и Ланселот понял, что действительно поймал его, - что вы хотите знать? В чем состояла суть опыта? Извольте: Генри экспериментировал с электричеством и у него кое-что получалось. И со временем все больше получалось. - Он помолчал, собираясь с мыслями. Ланселоту показалось, что Астерий подбирал слова, так, чтобы собеседник понял его и не счел совсем сумасшедшим. Сказанное далее вполне подтвердило ланселотово ощущение. - Некоторые из тех, кто участвовал в его опытах... получили способности.
- Некоторые? - уточнил Ланселот, - а что случилось с теми, кто не получил?
- Если вас интересует, разрезал ли он им шеи и зашивал ли потом белыми нитками, то, вынужден разочаровать, подобного его опыт не предполагал, - усмехнулся Астерий.
- Итак, опыты были успешны?
- Верно.
- Настолько успешны, что вы с мисс Мэлори решили поучаствовать. Вам хотелось сверхспособностей? - не без иронии спросил Ланселот.
- Только одну, - улыбнулся Астерий, - мы были глупы и думали, что нам ее не хватало.
Какую же? - по его улыбке Ланселот понял, что не следовало задавать этот вопрос.
- Телепатию, - ответил Астерий и, чуть прищурившись, добавил, - хотя это никакого отношения к делу не имеет.
Ланселот помолчал. Интуитивно он понял: сейчас можно получить ответ на любой вопрос. Но тот самый любой вопрос, ответ на который знал, и в то же время так хотел услышать, он не задал.
- И вы ее получили? - вместо этого спросил Лейк.
- Очевидно, что нет, - разочарование в голосе собеседника навело Ланселота на мысль, что тот ждал именно незаданного вопроса.
- Почему же?
- Если бы я это знал, то мы бы ее получили, - мягко ответил Астерий, - я удовлетворил ваше любопытство?
- Почти, - на самом деле Ланселот был несколько растерян: он не верил, что хватаясь за электроды, можно запросто заполучить способность двигать вещи силой мысли или что-нибудь вроде. Как и вообще не верил в подобное. Эта история ничего не прояснила, - а те, кто получил?
- После того, как Генри погиб, я никогда больше не интересовался их судьбой. Но они вполне живы и здоровы.
- Откуда вы знаете?
- Это не последние люди в стране.
- Их было много?
- Четверо.
- Так мало? И вы решили попробовать?
- Был один критерий...
- Какой?
- Сначала у него вообще ничего не получалось, но потом, скорее в шутку — у Ариадны был период астрологии и она много говорила об этом - он провел опыт над людьми, родившимися в один день. И все получилось.
- Вы с сестрой подходили идеально, - понял Ланселот.
- Да. - Астерий вдруг ухмыльнулся нехорошо, - Генри очень жалел, что не подходит он сам. Но как видите, нам с Ариадной не очень повезло.
- Вы верите, что он мертв?
- Я не понимаю, почему вы вообще о нем вспомнили.
- Момент. Еще один вопрос: он писал о вас, вы что-то делали для него, для его врачебной практики.
Хирургические нитки, - пожал плечами Астерий, - у некоторых его пациентов обычные хирургические нитки вызывали раздражение.
- И теперь он зашивает вашими нитками шеи своих жертв, а вы все еще считаете его мертвым.
- Не говорите ерунды, - отмахнулся Астерий; слишком легко для человека, который только что рассказывал самый мрачный факт своей биографии, - Томми говорил, у ваших жертв нитки растворяются за сутки.
- Верно, и?
- А я никогда не синтезировал ничего подобного и полагал это в принципе невозможным.
- Хайд не мог изготовить их сам?
- Нет, он был абсолютно бездарен в синтезе, и в химии его занимала только фармакология. Все то, чем он шил, со времени нашего знакомства синтезировали мы с Ариадной.
- Где Хайд брал людей для своих опытов?
- В основном, в Ист-Энде. Шлюхи, морфинисты, кокаинисты — все, кому нужны были деньги.
- Вас это не шокировало? - с любопытством спросил Ланселот.
- А почему это должно было меня шокировать? - искренне удивился Астерий.
- Действительно, - Ланселот подумал, что цель, для которой Хайд использовал весь нанятый сброд, вообще-то должна была шокировать мистера Мэлори намного больше, чем места, где этот сброд набирался. Но не шокировала.
- Может вспомните, где именно? - без особой надежды поинтересовался Лейк.
- В Уайтчепел, был там один притон, куда Генри часто наведывался: он платил хозяйке и она указывала на тех, кто был не против подзаработать.
По осведомленности мистера Мэлори Ланселот догадался, что тот нередко составлял своему приятелю компанию в походах за добычей.
- Где именно в Уайтчепел?
- Почему вы подозреваете Генри? - не меняя тона, спросил Астерий.
Ланселот понял - пришло время объясниться, иначе адреса он не получит. Астерий разглядывал его с любопытством, что несколько озадачивало. По мнению Ланселота Астерию следовало быть взволнованным, но он не был.
- Во-первых, профессиональные швы и специфические нитки заставляют заподозрить в убийце врача, - начал Ланселот, - во-вторых, Томас посидел в архиве и кое-что нашел.
- Что же?
- Пять мертвецов с зашитыми белыми нитками шеями. И знаете когда? Именно тогда, когда мистер Хайд внезапно стал мистером Джекилом.
- Это действительно подозрительно, - согласился Астерий, - но самого главного вы еще не сказали.
- Дневник Хайда ближе к … к концу наводит на мысль о его психическом заболевании. Не хочу вас расстраивать, но кажется, после того, что он сделал с вами обоими, мистер Хайд стал относиться лично к вам не так тепло как раньше, а вовсе наоборот. Проще говоря, боюсь, он возненавидел вас за свою неудачу. И не только вас.
- Кого же еще? - задал ожидаемый вопрос Астерий.
- Вашу сестру. Вы, видимо, забыли сказать мне, что Хайд и мисс Мэлори были помолвлены.
- После эксперимента уже не были. Ариадна хотела вернуть его кольцо, но Генри был слишком упрям и не принял его обратно. Ну а потом окончательно исчез.
- Как бы то ни было, - сказал Ланселот, - в дневнике мистера Хайда был приведен полный список жертв с указанием даты убийства. После пятого убийства он инсценировал свою смерть.
- Ханбери-стрит, - сказал Астерий.
- Пат Бронте, - ответил Ланселот, - Пат Бронте была там — там он нашел ее. Вторая жертва. Теперь вы верите?
- Нужно убедиться, - упрямо ответил Астерий.
- Поедете со мной в притон? - Ланселот хотел, чтобы он согласился и знал, что согласится.
- Поедемте, - Астерий улыбнулся и протянул ему руку. И Ланселот ее пожал. Словно они заключили тайный союз, смысл которого был все еще ему непонятен.
Позже, восстанавливая цепь событий, Ланселот не всегда мог с точностью назвать их последовательность и те или иные свои решения, которые к данным событиям привели. Например, он не помнил, как согласился на великодушное предложение хозяйки — неприятной особы с блестящими маленькими глазками — пройти в помещение, которое она назвала кабинетом, и попробовать первоклассный китайский опиум. Он подозревал, что вполне возможно, и не соглашался вовсе, что предлагала не она и что это все Астерий и его чертов блестящий ртутный взгляд. Отрывочно перед глазами мелькали картины. Вот он, вот хозяйка, вот Астерий.
- Да, Пат приходила, она неплохо зарабатывала у меня, клиентов хоть отбавляй, - довольно ухмыляется гостеприимная мадам и становится понятно, что именно в ее карманах оседала большая часть неплохого заработка мисс Бронте, - но Пат была лентяйкой. Все время притворялась, что у нее обмороки.
- А не знаком ли вам некий мистер Хайд? - без особой надежды получить ответ спрашивает Ланселот. Действительно, что за дурацкий вопрос: будто Хайд назвался бы своим именем? - блондин, - уточняет Ланс, - высокий, врач.
Глазки мадам маслянисто блестят и она выжидающе смотрит. Не на Ланса, на Астерия. Тот понимающе усмехается, на мгновение прикрывает глаза, так, что создается впечатление — ему нравится происходящее, потом протягивает мадам ассигнацию.
- Был у Пат один клиент, только ее и обхаживал, - мадам поспешно прячет добытое самым честным из ее трудов, - светленький такой, лицо обожженное, но девицам вроде Пат все равно. Джекил, так он назвался. Все говорил, мол, скажите Пат, что доктор Джекил заходил. Последние две недели ходил, а потом Пат исчезла, и он тоже перестал появляться.
Вспышка. Декорации меняются, мадам сходит со сцены. В голове плещется приятная муть. В легких оседает первоклассный китайский дым, и Ланселоту кажется, он сейчас взлетит.
- А что, хороший сыщик наш Томми? - спрашивает Астерий. Ланселот не видит его, и не очень понимает, где находится.
- Он очень старается, - скорбно отвечает Ланселот.
- Жаль, - вздыхает его невидимый собеседник, - если бы мы не были так заняты собой, мы бы непременно помогли Винсенту. Но было уже поздно и пришлось спасать хотя бы Томми.
- От вашего тиранического брата? Иногда мне кажется, на самом деле его не существует.
- Он мифическая личность и человек дела — результаты есть, а Артура нет. Но он не так плох, как кажется, - в голосе Астерия скользит усмешка, - по-своему, он даже прав. Кстати, в случае с Джеральдиной я его вполне поддерживаю — актриса из нее была бы не лучше, чем из Томми сыщик.
- Но вы его ненавидите, - не спрашивает Ланселот.
- Моя ненависть никак не связана с Артуровыми методами воспитания своих детей.
Ланселот наконец вспоминает о Хайде, о котором вообще не следовало забывать.
- Надо найти его и покончить с этим. Ваш дружок, как видите, выжил, - говорит он.
- Да, да, - отвечает беззаботно Астерий, и только сейчас Ланселот понимает, что они лежат голова к голове, и Астерию сейчас плевать на всех Джекилов мира, - еще пара затяжек и полетим ловить его. Сомневаюсь, что он мог сбежать далеко, он столько не выкурит, уж поверьте, я его знаю.
- О! Он маньяк, - резонно возражает Ланселот, - маньяки, они, знаете, и не покурив так летают, что не поймать.
- Сэр Ланселот, - говорит вдруг Астерий и поворачивается. Теперь они лежат лицом к лицу, - Ариадна считает, что вы романтический герой...
- Я - Тесей, - перебивает Ланселот.
- Вы еще не нашли чудовище, - Астерий улыбается так, будто знает все тайны мира в целом и как выйти из Лабиринта в частности.
- Я специалист по докторам-чудовищам, - мрачно говорит Ланселот, - нашел Ватсона, найду и Хайда, как бы он ни прятался.
- Вам не приходило в голову, что убийца не обязательно должен быть сумасшедшим? - Астерий подкладывает ладонь под щеку, и Ланселот привычно копирует его жест — это же их привычка с детства, которая так забавляет Ариадну.
- Человек, перерезавший горло девятерым, и зашивший им шеи белой ниткой по-вашему нормален? - с иронией спрашивает Ланселот.
- Нет, конечно, - тихо смеется Астерий, - он настоящее чудовище. Знаете, в Лабиринте всегда есть чудовище. Но вот что, господин герой, даже у чудовища бывают мотивы, отличные от убийства ради убийства. Большинство преступлений совершаются из любви, вам ли не знать этого.
- Не оправдывайте его, - строго говорит Ланселот, - его эксперименты кошмарны. Как вы могли втянуть в это Ариадну?
- Все намного хуже, чем кажется, Ланселот, - Астерий на мгновение прячет лицо в подушки, - все намного хуже, - невнятно сообщает он.
- Смотрите на меня, Астерий, - Ланселот едва удерживается, чтоб не схватить его за волосы и не заставить. Но он слишком похож на свою сестру и неизвестно, чем это все закончится. Ланселот не знает, чего именно хочет. Наверное, найти на его шее шов, такой же, как у Ариадны из ланселотова сна.
- У вас есть нить, ступайте по ней в Лабиринт, - говорит Астерий, поднимая голову. И он не улыбается.
- Из Лабиринта, - поправляет Ланселот и затягивается.
Теперь Астерий наконец улыбается и Ланселот говорит ему:
- Пора лететь. Хотя нет, постойте, за что вы его все-таки ненавидите? - и Ланселот знает, что собеседник поймет, о ком речь.
- Он не пустил нас домой, на Крит. Он мог сделать так, чтобы мы не уехали, и он так сделал.
- Что же он сделал?
- Он старший, - поясняет Астерий, - он распоряжается судьбой Ариадны. Мне пришлось заключить с ним небольшую сделку. Поменять одно эфемерное обещание на другое.
- Почему же вы не сбежали? На свой Крит, - спрашивает Ланселот.
- Не успели.
- Хм…
- Но скоро все изменится, - с мечтательной улыбкой продолжает Астерий, - кажется, семейство моего бедного братца готово к маленькой революции. Все закончится, Ланселот, совсем скоро, и нам с вами не придется больше быть кем-то другим. Понимаете, этот несчастный эксперимент, он же в каком-то смысле удался.
- Винсент, ты нервничаешь, - говорила Ариадна, - на этот раз не надо принимать все так близко к сердцу.
- Вы что-то задумали, - тон Винса был упрям и мрачен, - с чего это вдруг Асти озаботился моей судьбой? Вы тоже здесь замешаны? Я знаю, Вирджиния шантажировала вас.
Я уже взялся за ручку, но после этих слов замер на месте, решив повременить.
- Она пыталась, - голос у Ари был сосредоточенный, но казалось, она была занята чем-то другим, а не разговором с Винсентом.
- И дальше? Чего она от вас вообще хотела?
- Вирджиния была немного влюблена в Асти.
- Неправда.
- Она хотела за Асти замуж. А ты думал, она любила тебя?
- Нет. Нет. Что вы с ней сделали? Это ты? Ты ревновала? Ты когда-нибудь ревновала?
- Как много вопросов, Винсент. Ты думаешь, мы могли убить бедняжку Вирджинию? Милый, ты думаешь, мы способны на это?
- Я думаю, вы на все способны, - хмуро заявил Винс, - то, о чем ты хотела поговорить... разве это не доказывает...
- Сам подумай, зачем нам убивать ее? Зачем она вообще нам нужна, твоя Вирджиния? Нам бы с самими собой разобраться, - слегка раздраженно ответила Ари. Хоть я и не видел происходящего в комнате, но все еще был уверен: источником ее раздражения был не Винс.
- Она о вас знала, - непонятно ответил он.
- А кто о нас не знает, - усмехнулась Ари, - эта тайна давно уже шита белыми нитками.
- Томас?
- Разве что Томас, - вздохнула Ари, - кстати, Томас, Томас...
Застучали каблуки, я вздрогнул и не успел отпрянуть, когда Ари выглянула, едва не столкнувшись со мной нос к носу.
- Тебя твой мистер Лейк научил подслушивать? - спросила она, с любопытством меня разглядывая, и не дожидаясь ответа, довольно прищелкнула языком и добавила, - очень хорошо, он определенно положительно на тебя влияет. Входи.
Я не был в лаборатории с детства. Когда-то, пока Асти возился со своими колбами и невероятного вида установками, Ари пыталась донести до меня разницу между нашатырем и нашатырным спиртом, или другую тому подобную ахинею, которую я так и не запомнил. Единственное, что осталось в памяти из этих занятий — волнительное ощущение причастности к чужой жизни, легкомысленная Ари, заверяющая меня, что все совсем не сложно и Асти, который грыз карандаш и не обращал на нас никакого внимания. Тогда мрачноватая комната, обшитая медными листами и битком набитая всякой химической дрянью, казалась мне лучшим местом в мире. Сейчас же лаборатория была похожа на ожившего монстра. На столе громоздилась очередная странная конструкция из штативов, колб и многочисленных холодильников, соединенных в адский механизм, и, судя по всему, этот механизм работал. И я был почти уверен, что именно он, а не сидящий на высоком лабораторном табурете Винс, занимал львиную долю внимания Ари.
- Я принес тебе корзину от мадам Тюссо, - глуповато сказал я.
- А, милая мадам, - улыбнулась Ари и оставив меня посреди комнаты, вернулась к своей ненаглядной установке, - ты очень кстати зашел, Томми.
- Ари, а что это будет? - осторожно спросил я, глядя как она вытаскивает из широкой посудины с растворителем фильеру, все еще опутанную тонкими нитями.
- О! Дорогой, ты ничего не поймешь, - искренне огорчилась она, - но поверь, это совершено гениальное открытие. Асти утверждает, оно ему приснилось.
Меня посетило странное чувство, будто я нахожусь в театре и среди троих присутствующих только мне досталась роль зрителя. Пока зритель стоял за дверью, актеры расслабились и сняли маски, но стоило мне войти, и они взялись за привычное ремесло.
- Том, тебе нравится то, чем ты занимаешься, - вдруг спросил Винсент.
- Ты о чем?
Ари отвлеклась от своей дьявольской машинки и охотно пояснила:
- Я думаю, он имеет в виду твою сыскную деятельность, - она нахмурилась на минуту, - так что отвечай, мне тоже интересно.
- Нравится, - я растерялся, - а зачем ты спрашиваешь?
- Я думаю, - сказала Ариадна весело, - Винсу хочется знать, стал бы ты резать себе ухо или другие части тела, если бы Артур запер тебя под замок.
Винсент прикрыл глаза рукой и пробормотал:
- Ты неисправима. Зачем ты это делаешь?
Ариадна приобняла его за плечи и ласково поцеловала в затылок.
- Винсент, тебе пора самому принимать решения. Видишь, Том у нас самый смелый, а ты... что вчера было: валиум или подсолнухи?
Я окончательно потерял нить разговора.
- Валиум, - Винсент поднял голову, - какие теперь могут быть подсолнухи?
- Почему их не должно быть? - сказала Ариадна.
- Он, - по ненависти в его голосе я догадался, что речь идет об отце, - изуродовал меня.
- Родители всегда уродуют своих детей, - Ари сейчас была совсем нормальной, и мне почему-то стало страшно, - но это не значит, что ты должен продолжать делать с собой то же самое.
- Что происходит? - решительно спросил я.
- Томми, кажется, не очень хороший сыщик, - усмехнулся мне Винс.
- Не всем повезло подсолнухи рисовать, - огрызнулся я, хотя он был тысячу раз неправ — это я, я нашел жертв Хайда!
- Вот видишь, Томми трезво на все смотрит, - однако посмотрела она на меня скептически.
- Я хороший сыщик, - тут же упрямо заявил я, подтверждая ее сомнения.
- Артур сегодня в Парламенте, так что можешь остаться на ужин, - заключила Ари.
- До ужина еще полдня.
- Ну так займи себя чем-нибудь. Развлеки Джиневру рассказами о своем друге мистере Лейке, она к нему очень неравнодушна.
- Это пошло. Я лучше тут побуду.
- Развлеки Джиневру, - настойчиво повторила Ари.
- Послушай Ари, мама будет рада, что ты здесь, - сказал Винсент.
- Вы сговорились, - обиделся я.
- Так и есть, - согласилась Ариадна, и мне ничего не оставалось как уйти.
Я постоял некоторое время под уже закрытой дверью, но поскольку звать назад меня явно никто не собирался, отправился наверх, коротать время до ужина. Лаборатория и разговор, во время которого со мной обращались, как с несмышленым ребенком, окончательно вернули меня в этот дом. С чувством необъяснимого удовлетворения я вдруг понял, что мне никогда не уйти от него. У меня не было ни подсолнухов, ни чего-то достаточно сильного и прекрасного, чтобы увести отсюда. Нынешняя бестолковая свобода, которую мне благосклонно подарили, скорее всего и не была мне нужна. Я не понял, в какой момент потерял нить Ариадны и вернулся в Лабиринт.
- Это вульгарно, если хотите знать мое мнение, - говорила Мелани, - даме из приличного семейства не пристало сидеть по подвалам и заниматься неизвестно чем. Мистеру Мэлори следовало выдать ее замуж, как Джеральдину.
- Не говорите глупостей, - отрезала мать — она была раздражена и не в настроении, - вам прекрасно известно, что Асти никогда бы этого не допустил. Томас, не хочешь пригласить на ужин мистера Лейка? - медовым голосом сказала она, обернувшись ко мне, - мы ему так благодарны за Винсента.
Мелани скривилась так, словно заела лимон кайенским перцем. Бедняжка, мне ее всегда было жалко. Но у нее действительно был отвратительный характер. Сколько я помнил, Мелани всегда кому-то завидовала: то Вирджинии, то Ариадне. Я уже видел, она снова собирается завести свою любимую песню о том, что следует делать с Ариадной, поэтому, мысленно извинившись перед Лансом, воспользовался предложением матери и принялся сочинять ему пригласительную записку.
Однообразные реплики Мелани, уже воодушевленная предполагаемым визитом Ланса матушка, монотонный шум улицы навевали дрему, и в то же время меня не оставляло ощущение: что-то должно случиться. Что-то не очень хорошее. С каждой минутой мнимого затишья чувство надвигающейся катастрофы разрасталось, становилось все значительнее. Кажется, оно возникло сразу же, стоило мне переступить порог этого дома, и теперь заполняло его, расползаясь по комнатам и причудливо смешиваясь с моим собственным внутренним ощущением покоя от возвращения на Гросвенор-плейс.
Потом я часто вспоминал, как мучительно медленно тянулся этот день. Он был похож на театральную постановку, в которую забыли включить антракт. Я думаю, будь в жизни антракты, всем жилось бы намного проще.
Когда и на второе приглашение я не получил ответа, то не на шутку забеспокоился. Матушка и Мелани поднялись к себе переодеться к ужину, из подвала наконец вылез взъерошенный Винс и принялся судорожно раскуривать трубку — он доставал ее настолько редко, что я и забыл об этой его привычке.
- Асти не возвращался? - спросил он.
- Нет, это меня немного беспокоит. Ари выйдет ужинать?
- Выйдет, - он сел в кресло и уставился на медные пластинки, скрывавшие мудреную систему связи, которую придумал сумасшедший инженер, нанятый нашим дедом для перепланировки особняка. После возвращения деда с Крита, где он был военным атташе и где за время его службы семейство Мэлори увеличилось на Ари и Асти, начались эскапады в древнегреческом стиле. Намного позже на все это наслоились увлечения Асти достижениями современной науки и дом приобрел свой нынешний инфернальный облик. А коль скоро почти все это происходило задолго до моего рождения, то другим я особняк и не видел.
Мелани неодобрительно через весь стол косилась на Ари, явившуюся к ужину в том же платье, что было на ней в лаборатории. Старый астин халат с кислотными пятнами и прожженными дырами она, к счастью, сняла, но он мало помог в нелегком деле спасения ее наряда от химикатов. Винсент находился где-то настолько далеко, что я боялся лишний раз пошевелиться, чтобы не напомнить ему о реальности; это казалось мне настоящим преступлением. Мама больше тяготилась отсутствием Ланса, чем присутствием всех остальных. Молчанием же и вовсе, кроме меня, никто не тяготился. Хотя нет, Мелани очень хотела бы высказать все, что она думает по поводу химических экзерсисов Ариадны, но сдерживалась. То ли потому, что в приличном обществе таких слов вслух не говорили, то ли потому, что она таких слов еще не выучила. Я склонялся ко второму, но учитывая мою природную склонность идеализировать людей, скорее всего это было первое.
- Я успел, замечательно, - игнорируя какие бы то ни было правила хорошего тона, неизвестно откуда взявшийся Асти уселся во главе стола на место, где обычно сидел отец.
- Это место мистера Мэлори, - сдавленно сообщила Мелани.
- Точно, - согласился Асти нагло, - кажется, именно так меня и называют.
- Где Ланс? - спросил я, стараясь предотвратить назревающий скандал. Обычно Мелани неадекватно реагировала только на Ариадну, Асти же напротив был ее большой симпатией. Но сегодня он и впрямь перегнул палку. Никогда его таким не видел.
- Ланс? Мистер Лейк, да? Рыцарь иглы и нитки? - он придвинул к себе графин и подозрительно принюхался.
- Да, да, где мистер Лейк? - живо поддержала меня матушка, - Томас звал его к ужину.
- Мистер Лейк... - Асти надоело созерцать содержимое графина, и он перешел к практической части, - да, мистер рыцарь занят расследованием дела. Очень занят. Кстати, Томми, я думаю, тебе не стоит сегодня ездить на Бейкер-стрит. Понимаешь? - Асти вдруг уставился прямо на меня, не мигая.
- Кажется, понимаю, - моргнул я, хотя ничего толком и не понимал. Почудившийся мне непристойный намек не вязался ни с обычным тоном Асти, ни с обычным же поведением Ланса.
Справа от меня хмыкнул Винсент.
- Прекрасно. Вот что, Винсент, - Асти помолчал, вся его развязность вдруг испарилась, и через мгновение я понял почему, - ты помнишь доктора Хайда? - сказал он.
- Да, - деревянным голосом ответил Винс, - помню. Так и думал, что это была твоя идея.
- Джиневра? - получив ответ, Асти пропустил замечание Винсента мимо ушей.
- Вот уж воистину незабываемый персонаж, - с усмешкой ответила матушка, - он всегда был похож на безумного ученого-убийцу из дешевых бульварных романов.
- Кто такой этот Хайд? – нахмурившись, спросила Мелани. Ее как обычно раздражало, что она одна не понимала, о чем речь, и в этом случае никак нельзя сделать вид, будто она все-таки в курсе.
- Мистер Лейк думает, он и есть безумный ученый-убийца, - ответил Асти самым любезным тоном, - Томми?
- Да, мы с Лансом думаем именно так.
- Томми, - мягко перебила меня Ари, - Асти хотел знать, помнишь ли ты мистера Хайда?
- Не помню, но...
- Мадам из Уайтчепел говорит, у него обожжено лицо, - подсказал мне Асти.
- Из Уайтчепел? Ты что был в Уайтчепел? - с возмущением спросила матушка. Мелани взирала на Асти со смесью восхищения и ужаса.
- С мистером Лейком, - доверительно сообщил Асти.
- И что вы там делали?
- Я бы очень хотел ответить, «искали убийцу», - ответил Асти, - но дорогая Джиневра, тебя мне не провести, поэтому скажу правду: мы собирались искать убийцу, но на самом деле курили опиум.
За столом повисло молчание. Матушка медленно положила вилку, аккуратно поправила ее так, чтобы она легла в точности параллельно ножу. Я мельком взглянул на Ариадну и Винсента — казалось, они едва сдерживали улыбку. Мелани жадно ждала продолжения, ее взгляд метался от матушки к Асти и обратно, как свихнувшийся маятник. Очевидно, что в Ист-Энд ездят не оперы слушать, но в приличном обществе не стоило говорить об этом вслух.
- Прекрати паясничать, пожалуйста, - наконец сказала матушка раздраженно.
- Вот именно, прекрати, - неожиданно поддержала ее Ариадна.
Они ему не верят, вдруг понял я. Но я был уверен: все, что он сказал — правда.
- Верно, - кивнул Асти.
- Это все чушь, - сказала Ари, - я устала, пора заканчивать.
- Конечно, прости меня, - сказал Асти с нежностью. - Ты же знаешь, все это больше не повторится.
Я потом очень долго помнил его слова. Потому что это действительно больше никогда не повторилось, но тогда я еще не знал. Никто из нас не знал.
Моя старая комната пахла лавандой. Все осталось таким же, каким было в тот день, когда я сбежал. Даже перо с засохшими на кончике чернилами по-прежнему лежало на пожелтевшем листе бумаги, куда я успел поставить решительную кляксу — все, что я имел на тот момент сказать о своем поступке.
Я сел за стол, придвинул высохшую чернильницу, обмакнул перо в воображаемые чернила... с тех пор никаких новых слов так и не появилось. Я не знал, чего хотел на самом деле. Не повторить судьбу Винсента? Но она никогда мне не грозила. Ветряные мельницы никогда не обращали на меня внимания.
В дверь тихонько постучали и я уже знал, это будет Ари. Все повторялось. В тот вечер она приходила, чтобы прервать мои несуществующие признания.
- Снова дома? - с улыбкой сказала она. Такой красивой я ее ни разу еще не видел. Такой хрупкой и нежной.
- Ари, зачем вы это сделали? - спросил я.
- Теперь уже не имеет никакого значения, - она рассеянно провела рукой по надписям над пластинами на стене, - ты дома, все устроится самым лучшим образом; и для Винсента, и для твоего друга мистера рыцаря. Спи сладко, Томми.
- Будто я никуда и не уходил, - пробормотал я.
- Так и есть, - она подняла одну из пластин, - знаешь, их надо оставлять открытыми иногда. Разве Асти тебе не говорил?
- Нет.
- Он такой рассеянный. Пойду посмотрю, что он там натворил в лаборатории.
- Ари, - у самой двери я удержал ее за руку, - он говорил правду, они были там с Лансом. В Уайтчепел. Я знаю, что были.
- Не стоит волноваться об этом, - ответила она.
Она осторожно высвободила руку и вышла. Больше я ее никогда не видел.
Я проснулся от крика. Была ночь, я не сразу понял, где нахожусь, и что происходит. И если первое я установил быстро, то второе оказалось прояснить намного сложнее. Я был на Гросвенор-плейс, наспех зажженная лампа высветила минутную стрелку, указывающую на пятнадцать минут четвертого, из стены раздавался неясный шум, и вдруг — еще один крик, от которого я проснулся окончательно, и скорее интуитивно узнал Ариадну, хотя голос ее был абсолютно неузнаваем.
- Ари! - крикнул я в отверстие.
Послышался грохот, приглушенная возня.
- Генри, нет! - крикнула Ариадна.
Вдруг все затихло. Я даже перестал дышать. И в тишине раздался звук выстрела. Странная аккустика, которую обеспечивали трубы, опутавшие весь особняк, усилила звук и я отпрянул, зажимая уши. Спохватившись, я схватил лампу, револьвер и бросился вниз, в подвал: по какой-то непостижимой случайности Ари оставила открытой именно ту пластину, которая связывала мою комнату с лабораторией.
Дом спал, будто ничего и не происходило. Я мчался по лестницам и коридорам, по темному медному лабиринту подвала. По коридору плясали тени, прорезая его насквозь. Дверь в лабораторию была заперта, и подбежав, я понял, отчего тени были такими длинными и узкими — это были отблески пламени, проникавшие через дверное зарешеченное окошко. Лаборатория горела. Я потянул дверь на себя — безуспешно. Она была надежно заперта изнутри. Через двойное толстое стекло я с трудом разглядел край лабораторного стола, шкаф. Из-за шкафа на мгновение показалось бледное, будто восковое, перекошенное лицо. Оно застыло в гримасе безумия и боли, а левая сторона была обезображена ожогом. Хайд. Теперь я вспомнил его. Прежде чем я успел рассмотреть что-то еще, прямо перед дверью полыхнуло, и языки пламени скрыли от меня происходящее.
- Там Хайд! - крикнул я подоспевшему Винсенту, который пытался оттащить меня от двери.
- Вот как, - сказал он, отпустив меня, - значит, вот как.
- И Ари, - сдавленно сказал я.
- И Ари, - согласился Винсент.
- Надо открыть дверь, у Асти должен быть ключ.
- Асти тоже там, - Винсент сказал именно то, чего я боялся.
- Тогда будем ломать дверь.
- Будем, - голос Винсента прозвучал до нелепого спокойно.
И мы стали ломать дверь, хотя это было так же бессмысленно, как если бы мы помчались таскать воду из Темзы. Дверь устояла, даже когда с другой стороны что-то взорвалось. А мы все продолжали ее ломать.
Для двух из пяти случаев 1884 года они все-таки были указаны – даты рождения. Ланселот отстраненно удивился, как мог не заметить раньше, когда просматривал бумаги Конана и Дойля. О Вульф и Бронте он ведь даже помнил, где именно все это было написано. Годы, конечно, разные, но 30 сентября совершенно одинаковое. Как и у него самого. И, что многое проясняло, как у Астерия с Ариадной.
Хайд.
На улице было темно. Ланселот выхватывал действительность бесцветными отпечатками, словно ему показывали альбом с дагеротипами на тему «Осенний вечер в Лондоне». Уайтчепел был мрачен, и Ланселот забрался в первый попавшийся кэб.
- Какой сегодня день? – спросил он у извозчика.
- 29 сентября, сэр.
Ланселот не удивился и велел ехать на Гросвенор-плейс. Его теперь занимал только один вопрос: кого Хайд убьет? Астерия, Ариадну или обоих - все три варианта ответа Ланселоту не нравились. Оставалось положиться на маниакальное пристрастие Хайда к одному ему понятной символике и надеяться, что свихнувшийся доктор решил сделать близнецам Мэлори подарок именно ко дню рождения, до которого оставалось еще несколько часов.
На Гросвенор-плейс было пустынно, сгустившийся к ночи туман обтекал тусклые уличные фонари и тяжело оседал влагой на мостовую. Глядя через площадь на едва различимый мрачный силуэт особняка Мэлори, Ланселот засомневался, происходит ли это на самом деле, или он все еще на Ханбери-стрит.
Интересно, подумал он, пробираясь к угольному погребу, Астерий догадался или просто сбежал домой? Наверное, догадался. Наверное, Хайд убьет Ариадну. Так рассуждал Ланселот. Так он поступил бы на месте Хайда. Самая лучшая месть.
Он держался за дверную ручку и думал. Это была странная реальность. Томас никогда ничего не говорил ему об угольном погребе. Наверняка потому, подумал Ланселот, что Томас не знал о втором выходе из лаборатории. Тогда почему знал он, Ланселот? Может, все-таки ни угольного погреба, ни особняка, ни самого Ланселота сейчас здесь нет? Ханбери-стрит? Он посмотрел на свою руку – она была вполне обычной, он сжал ее так, что ногти впились в ладонь – и почувствовал боль. Реальность. Была ли это реальность?
Угля в погребе не оказалось, он выглядел абсолютно пустым. На полу у двери стоял фонарь, к дверной ручке изнутри привязана простая белая нитка. Ланселот вошел в Лабиринт. Там, в конце, прячется чудовище. А еще там Ариадна и ацетиленовое серебро, которое она уже высушила и отмерила. И это чертова реальность.
Человек, проектировавший катакомбы под особняком Мэлори, был, скорее всего, психически нездоров. Так подумал Ланселот, в очередной раз сворачивая за путеводной нитью. Это игра, подумал он. Хайд уже здесь и играет в игры. В кармане плаща нашелся револьвер, а в конце коридора – светлое пятно, которое стремительно превращалось в неаккуратную дыру в стене, наполовину закрытую шкафом. Только подобравшись ближе, Ланселот увидел его – человека, который прятался за шкафом. Он застыл, неподвижный и настороженный, словно изваяние, в неудобной позе и странным образом не выглядывая из-за шкафа, а уставившись в его заднюю стенку. Чертовщина какая-то, подумал Ланселот, и сказал решительно:
- Хайд, сдавайтесь.
Но Хайд не пошевелился. Он даже не дышал. Когда Ланселот положил руку на его плечо и резко дернул на себя, то понял, что он и не мог: восковые фигуры не дышат. Хайд упал, и его голова от удара о каменный пол едва не отвалилась.
- Осторожнее, Ланселот, - сказал Астерий Мэлори.
Ланселот осмотрелся. Он был в лаборатории: на столе в чудовищную конструкцию сплелось стекло с металлом. В колбе кипела мутная вязкая жидкость, пары поднимались к трубке со стеклянной спиралью внутри, а дальше проследить путь конденсата не представлялось возможным. Ланселот хотел спросить, зачем за шкафом стояла восковая фигура Генри Хайда – это его очень беспокоило – и выяснить, для чего предназначена конструкция на столе, но спросил совсем другое:
- Что это на вас надето?
Воротник рубашки Астерия был неровно отрезан. Будто бы Астерий собирался на казнь, и ему не осталось ничего, кроме последнего желания.
- Поставьте, пожалуйста, Генри на место, - Астерий уселся на высокий лабораторный табурет, - и я вам объясню, что происходит.
Ланселот еще раз посмотрел на воскового Хайда. И вспомнил про кольцо. Странно, что кольцо раньше не приходило ему в голову. Странно, что он так хорошо понимал Хайда.
- Хайд мертв, - сказал он полувопросительно, глядя на Астерия.
- Я же вам говорил, - пожал плечами тот и взял со стола банку с металлическим стержнем в крышке.
- Вы же сказали, Ариадна не успела вернуть Хайду кольцо.
- Ни ему, ни нам было уже не до колец, когда… нет, об этом позже…
- Но кольцо было у Хайда.
- Я оставил его на каминной полке. Это был бессмысленный жест.
- Вы что, убили его? – вдруг осенило Ланселота. Все это куда больше напоминало горячечный бред, чем реальность.
- Он немного спятил, после того как убил для нас пять человек, - Астерий поморщился, - хотя нет, не пять, больше. Мы не сразу догадались, в какой именно последовательности надо убивать и шить. Убивать — не слишком приятное занятие. Теперь я его очень хорошо понимаю.
- Вы немедленно мне расскажете все, - сказал Ланселот. Револьвер, который он так и не спрятал, выглядел очень убедительным аргументом.
- Уберите ваш револьвер, вы не Тесей. У нас нет времени, и я терпеть не могу рассказывать. Лучше покажу. Вам мы не хотим зла. Поэтому для вас мы сделали специальную нить. Именно поэтому — вы последний. Сами понимаете, только последнего можно оставить в живых.
- Что бы это ни было у вас в руках, уберите, иначе…
- Иначе не будет. И больно тоже не будет. Это лейденская банка, кстати, - пояснил Астерий, и его ладони скользнули по упомянутой банке вверх. Ланселот еще успел увидеть, как пальцы коснулись металла.
… Он в лаборатории, и ему страшно. Ариадна тоже боялась, но они должны были попробовать убрать единственную преграду, все еще разделявшую их. У них обоих в шее был разрез, а в разрезе - электрод.
- Еще не поздно все отменить, - сказал Генри.
- Начинай, мы готовы, - ответил он и посмотрел на Ариадну. Он еще успел подумать, как все это глупо - то, что они затеяли. Сейчас он знал ее мысли и без эксперимента.
… Он не знал, где он. Это была темнота, и она была мертва. Это был Лабиринт. И это был не его Лабиринт. В своем Лабиринте он был сам себе чудовищем, в конце концов, его так назвали. И у него была Ариадна, которая всегда знала, как выйти обратно. Он закрыл глаза, а когда открыл, то увидел их – нити, множество белых путеводных нитей. И он не знал, которая из них была Ариаднина. Он был маленькой девочкой, он был поэтом из Гайд-парка, он был рыцарем Ланселотом, он был девушкой с богатой фантазией и амбициями, он был еще десятком других людей, которые родились в тот же день, что и он сам. Но ни его самого, ни Ариадны нигде не было. Он думал, что сойдет с ума от счастья, когда, наконец, нашел ее, и она сказала, куда идти. Но потом вовремя вспомнил, что уже и так сумасшедший.
… Ариадна спала, положив голову ему на колени, – это очень раздражало Генри, но он все еще сдерживался, хотя его ненависть стала почти материальной.
- Связь все равно остается, - сказал Хайд мрачно, - ты и сам знаешь, недостаточно просто брать образец спинного мозга и зашивать. Вдобавок те, кому нет двадцати четырех, не подходят.
- Тогда нам придется сделать так, чтобы связь исчезла. Я посчитал – надо пять образцов.
- Ты чудовище, - сказал Хайд.
- Они умирали и прежде, раньше тебя это не смущало и не останавливало.
- Это было по-другому, - упрямо сказал Хайд, но он уже сдался.
Нити, они снились ему каждую ночь. И те, которые обрезал Генри, и те, которые создавал он сам. Ничего не получалось. Чтобы понять, где ошибка, Генри пришлось убить на два человека больше, и у них осталось на два человека меньше. Эта простая арифметика сводила с ума.
- Генри проболтался о вашем жутком плане, - сказала Ариадна, - ты в последнее время слишком трепетно относишься ко мне.
- К тебе я всегда отношусь трепетно.
- Ты уже придумал, как ее синтезировать? Дай посмотреть. У меня есть забавная идея.
И он стал Ариадной, а Ариадна стала им, и он почти забыл: для того, чтобы это стало возможно, теперь они оба от любой нелепой случайности, а особенно нелепой электрической случайности, могут оказаться кем-то еще. Например, унылым доктором, режущим лягушек, или критиком никому не известных романов, или еще кем-то из тех пятнадцати человек в Лондоне, которые родились 30 сентября. Астерию как никогда хотелось быть собой – чудовищем, которого родители зачем-то назвали именем Минотавра.
…Ланселот смутно понимал, где он и кто он. Происходящее напоминало синематограф, изобретение безумцев с континента, но в этой фильме Ланселот чувствовал себя одновременно и зрителем, и действующим лицом. Только что он был в квартире Хайда, злого и нервного и теперь вправду мертвого – в его маленькой лаборатории без окон, где он несмотря ни на что продолжал эксперименты.
Но теперь он лежал на чем-то твердом, и у него болела шея, так, будто ее разрезали. Глаза его были закрыты, но он слышал голоса и ощущал легкий аромат Средиземноморья, уже-почти-не- тайны и ртутного блеска.
- Все готово, Асти, - сказала Ариадна, - Асти? Асти, ну же!
… Генри выглядел триумфатором.
- Что же теперь делать? – сказал Хайд, едва сдерживая радость, - осталось только трое, а остальным еще нет двадцати четырех.
- Это очевидно: Ариадна, конечно.
- А ты?
- Придется подождать, когда их снова станет пятеро. Мы не можем взять часть образцов сейчас, в растворах они теряют каталитическую способность.
- Асти, временная нитка, которая способна хоть что-то удержать, слишком быстро растворяется — ты сам делал ее такой, и шить через каждые два дня нельзя. Следующему двадцать четыре будет только через два года, а еще ждать пятого. И потом, кто-нибудь из них за это время может умереть.
- Ненавижу его, - сказала Ариадна, когда за Хайдом захлопнулась дверь, - он хочет убить тебя.
- Придется попрактиковаться в шитье, - сказал он, усмехнувшись, - потому что нашу главную швею пора пришить.
А ждать пришлось десять лет. За которые он умудрился не сойти с ума, когда открывал глаза ночью и понимал, что он готовится к лекции по зоологии и до смерти боится студентов, или что он шлюха в Ист-Энд, или что его жена, Элейна Лейк, бросила его. Он знал их мысли, он знал всю их жизнь, он даже научился ими управлять время от времени, но чаще всего они появлялись непрошенными и лезли в его разум, чувства и воспоминания, даже не подозревая, что происходит. Долгие мутные приступы, после которых было сложно осознать, что он не Патрисия Бронте, не Вирджиния Вульф и не Ланселот Лейк. Когда было уже совсем невыносимо, Ариадна аккуратно развязывала нитку, ту самую, которая не растворялась, которую он синтезировал много лет назад, и которой было так мало, и он становился Ариадной, а она становилась им.
…Яркий свет, Ланселот чувствовал его сквозь опущенные веки.
- Я на Ханбери-стрит, - сказал он вслух, как заклинание, отгоняющее демонов.
- Точно, - подтвердил Астерий Мэлори.
- Не разговаривай, - сказала Ариадна брату, - хватит с меня того, что ты неизвестно куда пропал.
- Только что ты хотела, чтоб я сказал хоть что-нибудь. Это было странное чувство, - сказал Астерий, - будем считать, я исповедался мистеру рыцарю. Кстати, он действительно в тебя влюблен.
- Заткнись на минуту, прошу тебя, - с раздражением и тревогой ответила Ариадна, - у меня и так руки дрожат.
Перед закрытыми глазами Ланселота замелькали цветные пятна, он какое-то время еще видел исписанные формулами листы, сшивал акрил с целлюлозой, потом Ариадна придумала выдерживать нити в бактериальном экстракте, чтобы они растворялись через сутки, когда исчезнет риск проснуться мертвецом. И было немного жаль, что пришлось впутать Винсента. Затем все исчезло: и картинки, и голоса, и все звуки вообще. Долю секунды он еще ощущал легкий аромат ариадниных духов, но потом исчез и он. Ланселот понял — вот и конец фильмы.
Он не был уверен, что произошло первым. То ли сначала открыл глаза и понял, что лежит на диване в гостиной на Бейкер-стрит, а может быть, все-таки сперва понял, а уже потом открыл глаза. Винсент и Томас были здесь. Томас походил на героя шекспировской трагедии. А Винсент напротив, выглядел куда более живым нежели обычно.
Ясности мысли, которая была у Ланселота накануне, как не бывало: в голове переливался свинец, а от долгого лежания в неудобной позе болела шея.
Рассказывал Винсент. Монотонно, не спеша и с ненужными подробностями: например, он зачем-то перечислил, что было в тот день на ужин. Томас выглядел виноватым и подавленным и сказал только: «Я видел его, он там был!». Винсент не обратил на его слова никакого внимания, продолжая заунывно излагать, как они пытались выломать дверь, которую невозможно выломать по определению.
Ланселот рассеянно посмотрел в окно и спросил:
- Какой сегодня день?
- Второе октября, - ответил Винсент и посмотрел на него настороженно, впервые за сегодня проявив тень эмоции.
- Где я был все это время?
- Какое именно время? – уточнил Винсент.
Хороший вопрос, подумал Ланселот.
- Мадам Тюссо забрала вас с Ханбери-стрит утром 30 сентября. Хозяйка… заведения, где вы находились, прислала записку по этому адресу.
Не может быть, подумал Ланселот, я всю ночь был в Лабиринте на Гросвенор-плейс, и Астерий показывал мне фильму о красавице и чудовище. И Ариадна тоже была там, и она не может быть мертва, потому что я люблю ее, хотя еще и не знаю, мое это чувство или Астерия.
- А второй выход из лаборатории? – спросил Ланселот, - разве они не могли сбеж… спастись через угольный погреб?
- Ланс, тебе лучше завязать с опиумом раз и навсегда, - сказал Томас.
- В лаборатории только один выход, - ответил Винсент и добавил, - был. Теперь там во всех стенах дыры. Собственно так пожарные туда и добрались: дверь теперь открыть невозможно – петли и замок оплавились.
- И что же, - я посмотрел на Томаса и осторожно спросил, - там никого не нашли? Внутри?
- Там не осталось ничего, кроме пепла и стен, да и те провалились в местах, где лаборатория примыкала к коридорам. Понятия не имею, что именно там взорвалось и что горело – Асти любил тащить в подвал всякую химическую гадость, - пояснил Винсент.
Он выглядел непривычно, но Ланселот только сейчас сообразил, почему. Винсент был одет по-домашнему.
- Мы точно на Бейкер-стрит? – Ланселот поднял руку, чтобы потереть шею, которая все еще противно ныла.
- На Гросвенор-плейс сейчас невозможно находиться – запах гари по всему дому, - ответил Винсент, - Томас предложил мне пожить здесь.
- Ясно, - Ланселот смотрел прямо перед собой, слова вылетели у него из головы, как только его пальцы коснулись тыльной стороны шеи.
- Ланс, все в порядке?
- Да, все замечательно, - Ланселот медленно убрал руку, поднес ее к лицу, будто ожидая увидеть на ней какие-то следы, но ладонь, разумеется, была чистой.
- Вот, - Винсент бросил на стол связку писем, - Я нашел в бумагах Асти письма Хайда. Сплошное сумасшествие и угрозы – это сойдет за признание?
«Впутали Винсента» вспомнил Ланселот и сказал:
- Вряд ли можно было придумать признание лучше в подобных обстоятельствах, - он снова прикоснулся к шее. Куда-то приведет его эта нить Ариадны?
Ланселот никогда не спрашивал мадам Тюссо, не приходилось ли ей делать для близнецов Мэлори какой-нибудь особенный заказ. И не ездил на Ханбери-стрит, чтобы спросить, когда он на самом деле ушел оттуда, и сколько хозяйка притона получила от Астерия за рассказ о Хайде и Патрисии. И даже намеренно не проверил, не осталось ли на плаще следов угольной пыли. С Винсентом, который никуда с Бейкер-стрит съезжать не собирался, у них был молчаливый уговор о неразглашении: Ланселот молчал о лаборатории и восковом Хайде, а Винсент — о том, почему именно ему по завещанию Астерия достались все деньги близнецов. Все это было лишним. Ничто не имело значения, кроме белой нити Ариадны, которую ему оставили.
Я столкнулся с Винсом у дверей – он привычно не смотрел по сторонам и заметил меня только когда едва не сбил с ног.
Винс теперь смотрелся диковато: несмотря на безумное количество денег, которое досталось ему по завещанию Асти, он почему-то умудрялся надевать на себя вещи, которые выглядели старше, чем он сам. И вдобавок не расставался с трубкой.
- Ты опаздываешь, - сказал он, не замечая взгляд швейцара, которому опять забыл дать чаевые.
- Пришлось завезти матушку на Даунинг-стрит.
- Что ей там понадобилось?
- Кажется, она собиралась встретиться с подругами. Просила передать, что была бы рада хоть иногда тебя видеть.
- Я не поеду на Гросвенор-плейс, - отрезал Винсент, усаживаясь за столик.
- Тебе не интересно, как дела у Мелани?
- Мелани? А, Мелани... нет, не интересно.
- У меня?
- Выглядишь вполне довольным жизнью, - пожал плечами Винсент, - и ты целых два месяца не спрашивал у меня, что делать с «Мэлори Синтетик».
- Верно, - согласился я.
- Советовался с отцом?
- Месяца три назад он разругался с матушкой из-за какой-то демонстрации, велел залить старую лабораторию цементом и уехал в загородный дом. Ну, с тех пор там и обитает.
- Настоящая мифическая личность… зато ты теперь точно «акриловый король», - усмехнулся Винс, - и у меня просьба, ваше величество.
- Проси что хочешь, - я изобразил милостивого монарха.
- Общество любителей эллинских древностей отправляет экспедицию на Крит, - сказал Винсент, - мне нужно место.
- Ты собрался на Крит? – с недоумением спросил я. Я как-то не подозревал в Винсенте любителя эллинских древностей.
- Нет, на континент, а на Крит собрался Ланселот, но он никогда тебя не попросит сделать ему такое маленькое одолжение, поэтому я взял дело в свои руки.
- Я все устрою. Хотя понятия не имею, за каким чертом Лансу тащиться на Крит, когда он вот-вот возглавит Скотланд-Ярд.
- Он утверждает, у него есть какая-то нить, - пожал плечами Винсент.
За аллюзии отдельное спасибо!
отдельнео спасибо за аллюзии, особенно за инспекторов Конана и Дойля, за кто убил Вирджинию Вульф и за маньякя Шерлока Ватсона
Сюжет захватывает моментально, к середине запутываешься окончательно, а конец выводит из дома Астерия, только вот туда ли?..
10/10
это очень здорово и просто классно написано!
история увлекла, вчера пока не дочитала - спать не могла лечь. Спасибо огромное)
Мээээээлори! Вся эта странная семейка, Ланс, маньяк Ватсон - ♥
И так хорошо, про опыты с электрическим током))) эпоха, стиль, аллюзии - аплодисменты автору)
Автор очень рад, что доставил читателям некоторую долю фана)
10/10
Каждая ненормальная семья ненормальна по-своему, а нормальных семей не бывает. - отличный аргумент в семейных дискуссиях, кстати надо будет своим сказать
Очень понравилось!)
Спасибо)))
samui kaze
Удачи в дискуссиях)
To all
И автор позволит себе напомнить, что к рассказу имеется совершенно замечательная иллюстрация)
Читатель в моем лице, правда, тупит, и в интригу все-таки не въехал. Но тут может быть дело именно в моем временном авральном отупении.
А текст все равно хороший.
10/9, потому что не вычитали таки, и местами от этого больно.
Я потом попристаю на предмет того, что ж там все-таки случилось-то блин с ними.
Спасибо) За то, что диалоги рулят, в особенности)
Приставайте, конечно)
0/100Спасибо за оценки)))