читать дальшеЛюдям свойственно меняться – эту фразу Хью Айлендз впервые услышал от отца в пять лет. Отец бросил ее походя, но Хью мгновенно возвел ее в статус пожизненной Истины: так часто случается с мальчиками пяти лет, беззаветно восхищающимися собственными отцами и почти не видящими их большую часть времени – только за работой, в кабинете, занятыми очень-важными-делами. Отец покинул Хью, когда тому было всего восемнадцать, а вот Истина жизненности с годами не потеряла – так часто бывает с прописными истинами. Этой Истиной Хью успокаивал себя с самого знакомства с Артуром Хеллсингом. Тогда, в далекие пять лет, он поправил сбитые очки, незаметно шмыгнул расквашенным носом и благоразумно отправился залеплять кулак пластырем, стараясь не обращать внимания на скачущего вокруг него абсолютно счастливого и порядком поколоченного Артура. Раз уж придется общаться с ним долгие годы, рассуждал очень умный для своих лет Хью Айлендз, то стоит притерпеться к любым его выходкам. «И потом, людям свойственно меняться», – покосился он опасливо на горящие жаждой приключений синие глаза. Этим же он успокаивал себя, удирая вместе с Артуром от разъяренных наемников в двенадцать лет. И в пятнадцать, когда впервые взял в руки пистолет по-настоящему не по своей воле: они отбились от отряда на выезде, потому что Артуру стало любопытно посмотреть «как оно, если не из-за бруствера». И в двадцать, когда их едва не турнули из Оксфорда за нелегальные химические опыты в лаборатории (сторож, тупица, действительно подумал, что они пытались сделать наркотики из лекарств от простуды!). В двадцать пять лет, когда пришлось вытаскивать не очень трезвого Артура из женского общежития (причем упирался не столько Артур, сколько девушки, вцепившиеся в идеально наглаженную штанину со стрелками), Хью Айлендз все-таки решился немного поправить прописную истину. Некоторым людям свойственно меняться. А у некоторых меняется только размер глупостей и неприятностей. – Ты совсем сдурел? – Айлендз притворил дверь бесшумно и строго воззрился на сверкающего, как начищенный пятак, Артура. Возлежащего на больничной койке. Разумеется, Артур рассчитывал на его пунктуальность: Хью приходил не раньше и не позже, секунда в секунду по Гринвичу. Но случай был исключительный: лорд Хеллсинг опять угодил на больничную койку. И лорд Айлендз не выдержал – поступился моральными принципами, приехав на три минуты раньше назначенного для посещений срока. И совсем не удивился, когда из палаты вышмыгнула медсестра в порядком растерзанном халатике. Вышмыгнула, столкнулась с Хью нос к носу, густо покраснела, пытаясь одновременно надвинуть на голову чепчик и прикрыть воротником внушительный засос на шее. И усеменила куда-то в сторону процедурной: наверное, в мыслях уже потеряла рабочее место за халатность. Хью оценил ноги (и без каблуков длиннющие), волосы (брюнетка, как Артур и любит) и тонкую-тонкую талию. Нет, не потеряет. Даже, может быть, премию получит. И заодно как-то успокоился. Он и свое «сдурел» спрашивал больше для проформы. То ли потому что Артур никогда не знал своей рано почившей матери, то ли потому что его воспитание (кроме ежедневных лекций на оккультную тематику) было свалено на кого угодно, лишь бы не на нормальных учителей, то ли потому что лорд Абрахам (человек выдающегося ума, но все-таки!) совершенно не интересовался сыном, но Артур больше всего напоминал Хью Айлендзу репейник. Рос он как попало, был ужасно прилипчивым и надоедливым, но главное – ужасно упорным. И оптимистичным – несмотря на ужасное воспитание, вырос все-таки человеком удивительно широкой и доброй души. Как репейник – пророс сквозь камень. – У тебя же три ребра сломаны, – вздохнул Хью, взявшись за уголки глаз. – И трещина в голенной кости. Два выбитых сустава! Я молчу про вывихи и ссадины! – Ну так я почти не двигался сам, – подмигнул ему Артур и приветственно похлопал по стулу рядом с постелью. – Садись, гостем будешь. Садись-садись. Он и на больничной койке не лежал, а так, расправлял чуть примятые листики. На лице три десятка швов и щетина трехдневной давности, на голове повязка, еще одна – на ребрах. Весь оживленно вытянулся в сторону вошедшего Хью, мог бы – на цыпочки привстал. – Если память мне не изменяет… – Хью снял очки, Артур закатил глаза: когда сэр Айлендз был особенно зол, он предпочитал созерцать оппонента из-за очень чистых линз. И Артур это знал лучше всех. – Посмотрел бы я на того мужика, к которому уйдет эта стерва, – фыркнул Артур. – …кое у кого на завтрашний день назначена помолвка, – принялся остервенело надраивать линзы Хью. – С мисс Миллисент Хэмпшир! С поправкой на твое состояние – через неделю! – бегло оценил Айлендз состояние беспечно потягивающегося (насколько повязка позволяла) Артура. – Ну, во-первых, этот вопрос еще не решенный. Я же ее еще никогда в жизни не видел! – Видел. Трижды. На свой восьмой день рождения, на выпускном вечере и на дне рождения Его Величества. Во имя всего святого, не смотри на меня такими глазами, даже ты должен знать фамилию Хэмпшир! Артур честно постарался придать себе серьезный задумчивый вид. Очень постарался – отлично знал, что правый кросс у Хью Айлендза гораздо точнее, чем у него самого. Даром, что очкарик – в боксе Хью с пяти лет был первым. – Ну… – Миллисент. Милли, с хвостиками. В поло лучше всех играет, ну! – раздраженно подсказал он. Когда взрезавшая лоб морщина Артура стала напоминать бульдожью складку, Хью вздохнул, надел очки и закатил глаза. – Юбка у нее задралась. Ты же ее молотком и поддел. Складка разгладилась мгновенно. – О! – воскликнул Артур. – Ну тогда точно дело решенное! Можешь отменить за меня свадьбу? Некоторые люди не меняются, как можно спокойнее повторил про себя Хью. – Фамилия Хэмпшир связана… – Да с кем угодно. Она же крокодилица. Кстати, как тебе Мэгги? Или Пэгги… да шучу я, шучу. Ее зовут Мэгги! – вскинул Артур руки в защитном жесте. – И я никогда не забуду эту прелестную девушку! Само очарование, воплощение интеллигентности и наивности, а уж как она… Хук не хук, но подзатыльник – это тоже больно. Артур покосился на друга обиженно: они знали друг друга чуть больше двадцати лет, но за все эти годы (даже после службы в ВВС) сэр Хеллсинг так и не научился угадывать начало движения. – Избавь меня от подробностей, – страшная догадка закралась в голову Хью Айлендза. – Ты же здесь уже четвертый день… – расплывшаяся на лице Артура улыбка была лучшим ответом. – Так, понятно, – «Некоторые люди не меняются!» – И сколько их?.. – Мэгги, – с готовностью воздел большой палец Хеллсинг. – Но с ней ты уже знаком. Сара – чудесная собеседница помимо всех остальных выдающихся достоинств, – Артур бегло обрисовал вокруг своих покалеченных ребер достоинства, Хью подавил протяжный вздох. – Джиневра – восхитительное имя! – работает здесь всего неделю. Скромная, удивительная, настоящая леди. Лиззи, – забормотал он себе под нос, загибая пальцы, – и Диана. Кажется… ах, конечно! Миссис Вортингвут. Айлендз поперхнулся: женщина с такой фамилией сидела в бюро и оформляла пропуска. И была никак не моложе шестидесяти лет. – …восхитительно готовит бульон, – непринужденно закончил Артур. – А уж какие байки травит про своих внуков! Я заслушивался. Кажется, никого не забыл. Хью не сомневался – не забыл. В Зал Славы поместил. У Артура Хеллсинга была исключительная память на любовниц и совершенно дырявая – на представительниц Света, коих он почитал чопорными, надменными селедками. «И красоты у них столько же», – язвительно добавлял Артур обычно. И приударял за какой-нибудь горничной. Натирающий очки Хью (не при даме же его костерить, в самом деле) считал это проявлением нигилизма и той самой упертости репейника, с которой Хеллсинг сопротивлялся всем попыткам женить его. Особенно усердствовала миссис Айлендз, от которой Артур отбрыкивался с куда меньшим усердием, чем от своих многочисленных голландских родственниц. «Будь твоя очаровательная маменька лет этак на двадцать моложе…» – мечтательно добавлял он обычно. Чем немало Хью пугал. Наверное, удивляться паломничеству всего относительно симпатичного женского персонала в палату номер тринадцать (от всех остальных Артур наотрез отказывался) было глупо – то самое женское общежитие от обычных визитов лорда Хеллсинга пребывало в восторге. – Простите, – прервало тяжелые раздумья Хью (в челюсть или все-таки нотацию, которые Артур не переносит на дух?) робкое поскребывание в дверь. – Сэр… ой! – густо покраснела всунувшаяся в палату кукольная мордашка. Мордашка вылетела мгновенно – перекошенная физиономия Хью Айлендза подействовала на нее лучше любого окрика. – Через полчаса, Анна! – успел крикнуть ей Артур. Даже поцелуй воздушный послал. – Уже Анна, – вздохнул Хью. Видимо, разрывать помолвку придется именно ему. Все-таки надо. Слабенько и исключительно профилактики ради (все-таки с третьего этажа сверзился, ожоги получил и сотрясение мозга, если таковой вообще был). – Между прочим, великолепно играет в шахматы, а ты исключительно развратно мыслишь, друг мой, – скривился Артур от тычка локтем. – А по ребрам – это было подло! – Подло так со мной поступать! – прорычал Хью Айлендз, яростно срывая с себя очки. – Ты знаешь, сколько времени я убил на то, чтобы организовать тебе этот брак?! – Твоя драгоценная маменька, ты хочешь сказать? – поддел его Артур. – Кстати, как она здравствует? – Восхитительно! – рявкнул в ответ Хью. – И – нет! Я! Я сам расписывал тебя Миллисент! Она же… – Родители богаты как Крез, да? – Не только! Она готова мириться с твоими чудачествами и вампиром под крышей твоего дома! Она – дочь рыцаря Круглого Стола! А ты!.. – Ай! Ты сдурел тыкать в мой глаз?! – И не туда ткну, если надо будет! – Артур, активно уворачивавшийся о т всех гневных тычков пальцем в лицо почти даже перестал дергаться. – Ты! Ты-ты-ты! У меня слов нет, какой ты… – нет, все просившиеся на язык конструкции Хью вслух произнести не смог бы даже под страхом смертной казни. – Ты такой бабник, что будь я женщиной, ты бы и на меня глаз положил! Увлекшийся Хью и не заметил, как у Артура загорелись глаза. А стоило бы поприглядываться – некоторые ведь не меняются.
читать дальше– Ты так считаешь? – вкрадчиво спросил у него Хеллсинг. Обычно Артур ставил на классическую связку: джеб-хук-кросс. То ли задался целью однажды именно этой комбинацией расквасить Айлендзу физиономию, то ли просто никогда не бил всерьез, но Хью уходил от ударов непринужденно. А вот хватать за галстук – это что-то новенькое. В комнате и без того воняло: духами медсестрички (а может, смесью духов всех медсестричек разом) и резким запахом пота. От самого Хеллсинга за полфута так разило лекарствами, что с ног сшибало, едва успевшего выставить руки (утонувшие мгновенно в подушке) даже немного замутило. – М-м-м, – томно промурлыкал Артур (от этого томного мурлыканья у Хью стекла запотели), – ты знаешь… – скользнул он пальцами по галстуку вверх, провел несколько раз по гладко-гладко выбритой щеке Айлендза. – Артур, тебе нехорошо? – попытался отодвинуться Айлендз: не тут-то было. Больной или нет, а не покалеченная левая рука хватки не утратила, живо вернула «на место», чуть ли не на «больного» уложив. – Мне нехорошо? – искренне возмутился Артур, положив на дрогнувшие губы друга указательный палец. – Мне очень даже хорошо, мне отлично просто. Но, пожалуй, нет. Отвергну твое предположение, – со сладкой улыбкой проворковал Хеллсинг. – Патлы бесцветные, зализанные, глазки серенькие, без огонька, рожа постная, на грудь ни намека ни в каком месте, плечи гренадерские, да и сразу же понятно – ханжа и моралистка, – толкнул он с легким усилием друга пальцами в лоб. – На кой мне такая сдалась. Гнусный хохот этого засранца (Хью сам не ожидал от себя подобного лексикона, но вырвалось, и не только это вырвалось шипением сквозь стиснутые зубы) был слышен даже сквозь подушку, которую Айлендз выдернул из-под головы этого… этого… – А вот теперь огонек есть! Если вы, мисс, плеснете мне бренди, то я, так и быть подумаю над вашим предложением! Мисс? – Заткнись! Клоун! – вскочил с места Хью и одернул сбившийся галстук. – Чтоб я еще раз поверил твоему дворецкому! Умирает он! Покалеченный лежит! – Хью развернулся на каблуках и у двери из палаты оказался чуть ли не прыжком. И остановился только в тот момент, когда в спину его ударила подушка. Удивительно метко и сильно пущенная. – Эй, – тихо произнес Артур. – А бульоном покормить? – сопровожденное удивительно измученным взглядом. Хью со вздохом вернулся на стул. Вообще, Уолтер, несмотря на боевое прошлое (боевое настоящее и потенциально боевое будущее), паранойей не страдал. И очень редко преувеличивал. Ну, разве что свои боевые заслуги. Хотя… Черт их, Хеллсингов и их слуг, разберет. Все они у себя в темном особняке немножко чокнутые: другие с вампирами и не уживаются, наверное. Хью молча достал из-за пазухи плоскую фляжку. Поболтал ею (полна наполовину) и протянул воспрянувшему духом Артуру. – Полглотка, ты на лекарствах, – строго предупредил он. – Полглотка, я сказал! Да куда ж ты! Да что!.. А ну отдай! Немедленно отдай, дегенерат! – Ай! Этот палец вывихнутый, между прочим! – вздохнул Артур. Вместо ответа Хью приложился к фляжке сам – от горлышка пахнуло лекарствами. Сильно. Помолчали. Хью – постукивая по фляжке (и дразня Артура). Артур – пялясь куда-то в окошко. – Хороший бренди, – нарушил Хеллсинг первым тишину. – Выдержанный. – Из запасов отца, – откликнулся Айлендз, пряча флягу за пазуху. – Всегда знаешь, что приволочь. – Благодари, пока я жив. – Спасибо, – серьезно произнес Артур. – Спасибо, Хью. Бренди, знаешь ли, иногда возвращает к жизни. Я тут пока лежал… – договаривать Хеллсинг не стал: только отмахнулся. Хорош репейник, ничего не скажешь. Но ведь прорастет – и будет как новенький через какую-то неделю. По крайней мере, Хью очень на это надеялся. И встал с места, подтянув сползший плащ. – Койку тут не развали, Дон Жуан, – просить Артура воздержаться было так же глупо, как фонтан Треви пальцем затыкать. – Эй, Очкарик. – Чего тебе? – оборачиваться Хью не стал. – Потрахаться я всегда найду с кем. А вот друг – он всегда дорогого стоит. И помолвку я сам расторгну. Айлендз незаметно улыбнулся дверной ручке. Может быть, прописная истина все-таки… – Скажу, что меня больше Айлендзы привлекают, – дверная ручка едва не треснула. – Эй! Эй, да что ж ты творишь! Я имел в виду твою матушку, извращенец! Хью, немедленно положи подушку! Анна! Анна, на помощь! Здесь буйн… нххххх! Нет. Некоторые не меняются. Скорее всего – до самой смерти.
я просто мимо шла..извините.не заказчик. просто я восхищена написанным. мне очень понравилось. стиль потрясающий. жизненный. описано вроде и с юмором, но под конец почему-то упорно слезы наворачиваются. вот просто очень большое спасибо автору. мои реверансы /аплодисменты/
читать дальше
просто я восхищена написанным. мне очень понравилось. стиль потрясающий. жизненный. описано вроде и с юмором, но под конец почему-то упорно слезы наворачиваются. вот просто очень большое спасибо автору. мои реверансы
/аплодисменты/