Линк сидел возле костра и наблюдал за Алленом, уплетающим последнюю колбаску. Вкусную, между прочим. Которую он самолично жарил для себя. Со всех сторон, осторожно, чтобы не передержать на огне, следя, чтобы все бока были подрумянены равномерно. И в итоге сейчас следил за ртом Уолкера, с удовольствием откусывающим кусочек от колбаски, и жадно прожевывавшим, глотающим. Линк вздохнул и откусил кусок хлеба, глотая собственные слюни. То, как седой экзорцист уплетал за обе щеки, у кого угодно могло разогреть аппетит. Так же, как и напрочь отбить его. Например, куда в это худое тело столько вмещается, что даже живот не выпирает? Или, например, подумал о том, сколько времени Уолкер проводит в туалете? Подавившись хлебом от внезапных мыслей, Линк закашлялся. - С вами все в порядке? – Аллен подал кружку с водой. - Да, - коротко ответил Линк, залпом выпивая воду. Посмотрел на Уолкера и спросил: - В детстве ты тоже так много ел? - Угу, - кивнул тот. – Почти все деньги уходили на еду. Линк хотел еще что-то спросить, но остановил себя. Незачем много знать о том, кого вскоре могут убить «случайно». Тем более… Линк быстро скосил на экзорциста взгляд, в тот момент, когда Аллен с наслаждением проглотил последний кусок и запил его чаем. И не выдержал. Это было последней каплей, особенно его довольный взгляд в сторону инспектора. - Ты.. ты… - Линк вскочил со своего места. Аллен непонимающе на него посмотрел, облизывая пальцы: - Что – «я»? - Да как ты… - Просто, - пожал он плечом. - Всю дорогу твой желудок урчал! - Я не позавтракал. - Надоедал мне своими деферамбами! - Я есть хотел, - повторил Аллен. - Из-за твоего голода на нас нападали трижды Акума. - У них хороший слух, - согласился Аллен. - Тогда как нам четко было сказано не ввязываться в бои с ними! У нас важная миссия! - Моя рука заржавела, - и когтистая ладонь размяла пальцы. - Не захотел меня слушать и напал! - Освободить души Акума – моя первостепенная задача. - И нарушать приказы?! - Но ничего не случилось. Все в полном порядке. - А дрова на костер? Кто собирал? Аллен указал пальцем на Линка. И улыбнулся. - А кто воду принес? И запасы еды? А жарил? - У вас хорошо получилось. Вкусно. - И моя сосиска… моя сосиска, которую я готовил для себя.. пропала бесследно.. в твоем безразмерном желудке! Сгинула… - выдохшись, Линк сел обратно на землю, замолкая. - Аминь. – Аллен сложил руки в молящемся жесте и прикрыл глаза, каясь. А про себя думая: он еще отыграется за этот спор, легко ли Линка вывести из себя.
Скажу вам, дорогой автор, что это совершенно неожиданная трактовка ключа.) И все же благодарю за исполнение, у меня смешанные чувства по его поводу, но оно достаточно милое.) спасибо) заказчик.
- Вытащи ее и побыстрее, а если не можешь - отойди, не трогай, я сам. - Да подожди же ты! - Уолкер сосредоточенно пыхтит за его спиною. - Я же не врач. А сам ты не достанешь. - С тобой дождешься только пока печать застынет! - шипит в ответ инспектор и делает попытку самостоятельно дотянуться до засевшей в плече ритуальной иглы.
Ничего, разумеется, не получилось, и Аллен, понукаемый сердитым шипением сквозь стиснутые зубы, вновь взялся за стальную пластину. Страх причинить сильную боль неосторожным движением и только больше повредить ране, смешался с другим - о свойствах магии Воронов Уолкер не знал почти ничего. И потому, оставив изначальный план осторожно и медленно, чуть раскачав, извлечь иглу из раны, быстро дернул злосчастный дротик на себя. Говард дернулся и до крови закусил губу, но не закричал - только побледнел еще больше и, пошатнувшись, вынужден был опереться о диван, на котором проходила болезненная операция. Кровь из раны в плече хлынула сильнее, перепачкав обивку и пол. Одежда уже давно была безнадежно испорчена. Аллену казалось, что от железно-тяжелого, пряного запаха у него самого этот железный привкус во рту: на языке и под языком, глубоко в горле. Запах крови будто бы душил, наполняя собою каждый вдох и попутно пробуждая в сердце панический, безотчетный страх. Не то что бы он никогда не знал этого запаха и не видел ран куда более страшных, но сейчас ему потребовалось несколько лишних секунд на то, чтобы вновь овладеть собой. - Ты как? - В порядке... насколько это сейчас возможно, - Линк откинулся на спинку дивана, зажал раненое плечо ладонью здоровой руки и закрыл глаза - будто бы собирая силы. Только на несколько мгновений, каждое из которых показалось Аллену Уолкеру вечностью. Он, все еще находясь в каком-то немом оцепенении, сжимал в руке странное оружие, извлеченное из раны, и просто рассматривал его. Длинная, тонкая игла - не толще сантиметра в диаметре, в круглое "ушко" продет лист талисмана - знаки на нем незнакомые. Как, впрочем, и само устройство в целом - Говард никогда не использовал в бою ничего подобного. По крайней мере, при нем - в этом Аллен был твердо уверен. - Положи, - прохрипел инспектор, открывая глаза. - Оно теперь не опасно. Точно очнувшись ото сна, едва странное оружие коснулось пола, выпало из его руки, Аллен поднялся на ноги. Надо снять с плиты закипевший чайник и налить в таз горячей воды. Рану следует промыть и перевязать как можно скорее и сразу же убираться отсюда. Куда-нибудь, только бы подальше. И найти врача все-таки было бы хорошо... - Что оно такое? - он, разумеется, понимал, что сейчас не лучшее время для разговоров, но и молчать просто не мог. В конце концов, они не виделись больше года. А прошлое расставание было таким же, какой оказалась недавняя встреча: все вновь смешалось в бешеном водовороте событий. - Ритуальная игла, своеобразный «якорь» для печати. – Говард говорил тихо, но его голос уже не был слабым, в нем зазвучали знакомые нотки – инспектор понемногу приходил в себя. – При поражении цели парализует ее на некоторое время. - Надеюсь, они их хотя бы дезинфицируют… - Аллен машинально покачал головой, Линк только фыркнул в ответ на это замечание. Говорить о соратниках – или о уже бывших собратьях, инспектору явно не хотелось. Не сейчас. Он выглядел усталым и измученным, а случайная рана стала последней каплей – Аллен это видел и послушно молчал. Встреча, миг немого удивления – узнавания, резко брошенное неожиданным союзником «После поговорим!» и подступившее к горлу горькое чувство вины прекрасно удерживали от любых расспросов. Аллен ждал, когда наступит это «после», постоянно возвращаясь к мысли, что вот эта церемониальная игла вообще-то предназначалась не Говарду Линку, а ему самому. Бинтов в старом, но недавно заброшенном хозяевами доме не оказалось, однако выход нашелся быстро – покопавшись в ящиках комода и достав оттуда несколько чистых рубашек, Аллен разорвал одну из них на тонкие белые полосы. И принялся сосредоточенно вспоминать основы: в медицинской практике он никогда не был особо силен, а в последний год в Ордене это умение и вовсе почти не требовалось – на миссиях, в походных условиях – Линк всегда был рядом. И наложить, и сменить повязку инспектор, безусловно, умел не хуже любой медсестры. И уж точно лучше самого Уолкера. Теперь они поменялись ролями. Говард морщился от прикосновений теплой мокрой ткани к ране, но молчал, предоставив Аллену полную свободу действий. На каждый тревожный вопрос – не жмет ли повязка, не слишком ли туго или наоборот – слабо затянуто, только отрицательно мотал головой. Желанное «Не беспокойся, все в порядке» экзорцист услышал от него не раньше, чем закончил возню с перевязкой. Не в порядке, конечно же, но от сердца все-таки отлегло, пусть и ненадолго – ровно до того момента, когда Аллен, помогая Говарду переодеться, заметил другой след на теле инспектора. Как бы мало света ни давала старая керосиновая лампа на кухонном столике – и такого освещения хватило, чтобы разглядеть широкий шрам на уровне солнечного сплетения. Сердце тоскливо сжалось и пропустило удар. Не время для расспросов – тем более, для таких, но вспомнить обстоятельства своего бегства из подземелий Штаба, а потом сложить два и два не так уж сложно. Причины и следствия. Аллен хорошо помнил, что после взрыва огненной печати, подбросившей в воздух Тима и позволившей ему сбежать, Говард остался с Апокрифом один на один. Насколько категорична Иносенс сама по себе он знал не понаслышке, каким опасным противником был кардинал – узнал не так давно. По дороге, которую ему завещали, Аллен уже давно не шел - бежал вперед, потому, что путь назад был отрезан. И все больше и больше в последнем напутствии Маны стала видеться печальная ирония. "Не останавливайся, продолжай идти". Сейчас ему и не оставалось ничего другого: кое-как совладав с памятью Ноя, собрав по кусочкам, точно мозаику, осколки души Четырнадцатого, отыскав причины чужих стремлений и хотя бы попытавшись их понять, Аллен снова встретился лицом к лицу с другим своим демоном. Которому было решительно нечего противопоставить, перед которым он был беспомощен, от которого не мог защитить даже самого себя. И оставалось только бегство, постоянное бегство и не единожды нарушенное обещание больше не использовать Ковчег. Он не хотел ни замены себя памятью Ноя, ни слияния с Апокрифом. Он наконец-то был волен сам принимать решения, самостоятельно искать ответы, но вся его свобода заключалась только в одном и том же способе ухода от погони. Было бы глупо предполагать, что Ватикан не будет охотиться за тем, кого в Штабе теперь считают ключом к победе над Графом и опасным предателем одновременно. Было бы глупо считать, что защитник Сердца не воспользуется положением на совете кардиналов для расширения своего влияния. Аллен мог не опасаться друзей – экзорцистов обучают сражаться с акума, а не выслеживать предателей. Бояться следовало другого – даже имея в своем распоряжении Ковчег, тяжело сбежать от сети осведомителей боевого корпуса Центрального бюро. Казалось, что эта «игра в прятки», больше похожая на травлю дикого зверя, будет длиться вечно. И, если только слова учителя были правдой, а не сказочкой специально для Штаба, то Аллен начинал понимать, в каком аду оказался в свое время Четырнадцатый. Он сам теперь был почти что на его месте.
Он понятия не имел, как его смогли найти в полузаброшенной глухой деревушке Девоншира. Почему обмануло уже остро развитое предчувствие беды, почему в душу хлынул безотчетный страх, когда он обнаружил вокруг дома барьер, поставленный по принципу Хекидзи и не позволявший создать врата. Он не знал, откуда взялось безумное и отчаянное решение уходить через болота, бежать, спасаясь от преследователей в топях, по которым и днем-то немногие решались ходить без проводника, не то что уж ночью. Свист ветра, пронизывающего до костей и доносящего обрывки слов, чужие голоса, тревожно вьющийся вокруг Тимкампи, далекие огни за спиной, ноги, по колено проваливающиеся в вязкую почву – это было воплощением кошмара. Расчет оказался неверным – за ним последовали, ясно дав понять, что надежды на спасение больше нет.
Аллен выплеснул на улицу воду из таза, вернулся в дом, и, опустившись на хлипкий табурет, закрыл глаза - произошедшее полчаса назад он еще не скоро сможет забыть. Этой ночью он был как никогда близок уверовать хоть в бога, хоть в черта или в какие угодно еще потусторонние силы. Может, это было бы вполне справедливо – не на службе Штаба, но на службе у Леверье числились и призраки.
Если бы его не схватили преследователи, он бы, наверное, утонул на болотах, провалившись по пояс в грязную, вонючую жижу. Тим куда-то пропал - Аллен этого тогда даже не заметил в отчаянном поиске опоры. Он вообще ничего не видел в кромешной темноте и потому невольно громко закричал, когда чья-то рука неожиданно схватила его за шиворот. Отчаянный вопль разнесся над болотами, но тут же замер, оборвался – рот быстро зажали ладонью, а неузнанный поначалу голос прошипел на ухо сердитый приказ замолчать. Его держали крепко, осторожно вытягивая на островок твердой земли, но отбиваться Аллен перестал, только увидев лицо своего спасителя. Говарда Линка тогда в самом деле можно было принять за призрака – настолько Аллен не ожидал увидеть его здесь и настолько бледен был инспектор. Уолкер и сам выглядел не лучше – широко распахнутые глаза, дикий взгляд, в котором смешались отчаяние, страх, удивление, радость и непонимание. Но коротко брошенное «Поговорим потом! Через барьер я тебя проведу, быстрее!» за секунды все расставило на свои места. Говард нисколько не изменился, и Аллен сам по-прежнему верил инспектору, о возможной западне даже мысли не промелькнуло. Разом успокоившись, он так быстро, как только мог, побрел вслед за дрожащим светом фонаря, уцепившись за теплую ладонь. Он был не один. Пропавший Тимкампи летел впереди них, необычайно довольный собой. И если бы не особенность разумной Чистой Силы - связь с любой частичкой Иносенс, они бы выбрались из болот, легко отделавшись от погони…
- Согреть тебе чаю? – поднявшись со стула, Аллен шарит в кухонном шкафчике, где уже сумел отыскать и жестяную банку с сахаром. К большому сожалению экзорциста, больше ничего съестного там не нашлось. Странное ощущение – сидеть вот так, на диване в чужом, брошенном доме, чьи хозяева неделю назад рассыпались прахом, пораженные пулями акума. Пить коричневую бурду именуемую чаем в слабом свете старой керосиновой лампы и слушать, как в углах скребутся мыши. Безрадостная картина и едва уловимое дыхание опасности за спиной. Далеко – на несколько миль отсюда… Говард болезненно кривится, отставив чашку и сделав попытку подняться с дивана. Он бледен и устал, и ему сейчас очень хочется спать. После трех бессонных ночей под чужим именем в свите кардинала, после экскурсии на болота, встречи и боя со своими да еще и раны в плечо, совсем не остается места для слов и для каких-либо иных желаний. Сон, только сон, а все остальное - после. - Пойдем, - Аллен протягивает ему свою ладонь, помогает подняться. – Ковчег укроет нас получше. Как ты? - Терпимо. Еще легко отделались, могло быть и хуже. Зацепило несильно и кость, слава Богу, не задета – быстро заживет. От робких вопросов Уолкера инспектор устало отмахивается – разговоры о той ночи в Штабе, о Леверье, Апокрифе, расстановке сил и интригах в Центре, а так же о том, что же им теперь делать, будут завтра. А историю шрама на животе, если только Аллен сам еще не догадался о его происхождении, лучше и вовсе не рассказывать. Но кого обманешь – Аллен знает, Аллен не догадался, Аллен понял, только взглядом скользнув и так и не осмелившись коснуться. Будто бы прикосновением старую, чудом зажившую рану все еще можно разбередить. О том, что сейчас творится в душе и в голове у мальчишки даже думать не хочется. Только рухнуть, не раздеваясь, на неизвестно откуда взявшийся в комнате управления старый диван, поморщится, поудобней устроив пораненную руку, и закрыть глаза, заснуть. Все разговоры – завтра. Аллен, испуганно-бережно подведший к убогой постели поймет. Но раненное плечо болезненно ноет, не позволяя провалиться в сон.
А Аллен стоит за пианино и руки бездумно тянутся к клавишам, но вместо этого он рассеянно, точно с закрытыми глазами, водит ладонью по лакированной, блестящей поверхности, гладит пальцами откинутую крышку, край инструмента, подставку для нот. Завтра, завтра, завтра. Завтра будут разговоры и наверняка какой-нибудь жаркий спор, как раньше, как всегда заканчивающийся мировой по обоюдному согласию. Завтра они будут от опасности еще дальше, чем сейчас, а в том городе, который выбрал Аллен, есть и хороший врач – одна знакомая знахарка. В том краю пахнет цветущими липами и сеном, гостиницы удобные, чистые и недорогие, а еще там есть речка, на берегу которой так хорошо лежать и смотреть в небо – на пробегающие облака. Там тихо и спокойно и туда не скоро доберутся ищейки Штаба. Аллен был там дважды за все время своих странствий – раз с Маной, второй – в одиночку, теперь будет и третий… Он ведь теперь имеет право немного отдохнуть, правда же? Ведь можно же сейчас немного погрезить наяву и убедить – не возвращенного улыбнувшейся Фортуной спутника и друга, самого себя в том, что он не бежит, а только лишь продолжает идти. Он знает, что нет, нельзя. Он не касается черных и белых клавиш инструмента - он уходит, на несколько минут возвращается в только что покинутый пустой дом. Чтобы прихватить с собой потрепанный старый плед и фарфоровую чашку с отбитой ручкой, на самом донышке которой еще осталось немного остывшего чая. Пледом Аллен накрывает Линка, осторожно подоткнув края теплой ткани, а чашку бессознательно греет в ладонях, расположившись рядом – на полу, в ногах спящего. Тимкампи, незаметно прошмыгнувший в комнату, устраивается на спинке дивана. Аллен смотрит на голема и, поднеся к губам чашку, машинально делает глоток. В холодном виде то, что носит громкое название чая, еще отвратительней на вкус, чем прежде, но даже этого Уолкер сейчас не замечает. Он переводит взгляд на перебинтованную руку инспектора, лежащую поверх покрывала, и вспоминает, думает о широком белесом шраме, скрытом под одеждой. Завтра они отдохнут как следует, а потом вместе что-нибудь придумают. У Говарда ведь наверняка есть какие-нибудь инструкции на этот случай. Хоть от того же Леверье, который сейчас не может действовать в открытую. Да и разве это важно? Линк здесь, рядом, и большего, пожалуй, и не нужно, для того, чтобы окончательно решить – он больше не будет убегать. Уродливый шрам на уровне солнечного сплетения, запах крови и вымазанное в ней острие ритуальной иглы, которую он сегодня своими руками вытащил из раны. Ему кажется, будто бы и тело, корчащееся от боли на грязном полу развороченного подвала, в темной, почти черной луже крови, он видел своими глазами. Как и револьвер в руке кардинала, упирающийся в лоб учителя, Мариана Кросса. Эти видения никогда не оставят Аллена. Так же, как и простая истина, понимание ее. Ведь что бы ты ни делал, как бы ни пытался бороться, идти вперед и защищать других – раньше тебя за это заплатят своею кровью те, кто тебе важен и дорог. Те, кто, приняв ответственность единожды, уже не смогут бросить, оставив без подсказок и советов, без помощи и защиты, и просто без единой мысли о тебе. Те, кто когда-то был близок – выходил, поднял на ноги или закрыл собой, позволил немного оттаять сердцу, приподняв темную завесу прошлого. Они будут первыми, кто попадет под удар и кто сможет выжить только чудом. А в этом мире мало, уже почти совсем нет места чудесам. Поднявшись на ноги, Аллен осторожно поправляет сбившийся плед и вновь склоняется, разглядывая рану – не съехала ли повязка, не пропитываются ли снова кровью самодельные бинты. Ему невольно хочется легко дотронуться, коснуться, не причинив боли, но убедившись, что все в порядке, разбудить, сесть рядом и, крепко стиснув ладонь здоровой руки, отчаянно пообещать, что этот раз – последний. Что шрамов, полученных из-за него, на теле инспектора будет только два и ни одним больше. Отныне и навсегда. Нелепое обещание, клятва игрока, но в этот раз игрок сам хочет верить в ее истинность и нерушимость. Пусть у него вряд ли найдутся силы повторить ее завтра, днем, глаза в глаза, но сейчас есть еще несколько хрупких часов до рассвета. - Это в последний раз, - тихонько шепчет Аллен, вновь усевшись на пол рядом с диваном. – Этого больше не произойдет, я сделаю все, чтобы больше никто не пострадал… «Чтобы больше за меня, из-за меня никто не умер» остается недосказанным, но Уолкер вздрагивает, замолкает и жадно прислушивается, не отводя взгляда с чужого лица, с тонкой линии губ. То ли в самом деле во сне, то ли в напускной полудреме, больше которой не может позволить организму занывшая рана. То ли сорвалось случайно, еще в плену сновидений, то ли все-таки прекрасно все разобрав и главное – сумев понять, и лишь притворяясь спящим Говард так же тихо шепчет: - Аминь. И древняя формула, подтверждающая истинность обещания, будто бы повисает в хрустально-хрупком воздухе. А инспектор, приподнявшись на своем диване, открывает глаза.
Уважаемый второй автор. Такое чудесное исполнение - спасибо. Спасибо за защитника Линка, за чуть взрослого Аллена (нравится мне его этот модус), за атмосферу и отсылки. Текст получился замечательным. А еще хочется подергать из него цитаты, а потом поставить на место - текст прекрасен своей цельностью. Заказчик счастлив и доволен. =))
-
-
17.10.2010 в 13:56Линк сидел возле костра и наблюдал за Алленом, уплетающим последнюю колбаску. Вкусную, между прочим. Которую он самолично жарил для себя. Со всех сторон, осторожно, чтобы не передержать на огне, следя, чтобы все бока были подрумянены равномерно. И в итоге сейчас следил за ртом Уолкера, с удовольствием откусывающим кусочек от колбаски, и жадно прожевывавшим, глотающим.
Линк вздохнул и откусил кусок хлеба, глотая собственные слюни. То, как седой экзорцист уплетал за обе щеки, у кого угодно могло разогреть аппетит. Так же, как и напрочь отбить его. Например, куда в это худое тело столько вмещается, что даже живот не выпирает? Или, например, подумал о том, сколько времени Уолкер проводит в туалете?
Подавившись хлебом от внезапных мыслей, Линк закашлялся.
- С вами все в порядке? – Аллен подал кружку с водой.
- Да, - коротко ответил Линк, залпом выпивая воду. Посмотрел на Уолкера и спросил: - В детстве ты тоже так много ел?
- Угу, - кивнул тот. – Почти все деньги уходили на еду.
Линк хотел еще что-то спросить, но остановил себя. Незачем много знать о том, кого вскоре могут убить «случайно». Тем более… Линк быстро скосил на экзорциста взгляд, в тот момент, когда Аллен с наслаждением проглотил последний кусок и запил его чаем. И не выдержал. Это было последней каплей, особенно его довольный взгляд в сторону инспектора.
- Ты.. ты… - Линк вскочил со своего места.
Аллен непонимающе на него посмотрел, облизывая пальцы:
- Что – «я»?
- Да как ты…
- Просто, - пожал он плечом.
- Всю дорогу твой желудок урчал!
- Я не позавтракал.
- Надоедал мне своими деферамбами!
- Я есть хотел, - повторил Аллен.
- Из-за твоего голода на нас нападали трижды Акума.
- У них хороший слух, - согласился Аллен.
- Тогда как нам четко было сказано не ввязываться в бои с ними! У нас важная миссия!
- Моя рука заржавела, - и когтистая ладонь размяла пальцы.
- Не захотел меня слушать и напал!
- Освободить души Акума – моя первостепенная задача.
- И нарушать приказы?!
- Но ничего не случилось. Все в полном порядке.
- А дрова на костер? Кто собирал?
Аллен указал пальцем на Линка. И улыбнулся.
- А кто воду принес? И запасы еды? А жарил?
- У вас хорошо получилось. Вкусно.
- И моя сосиска… моя сосиска, которую я готовил для себя.. пропала бесследно.. в твоем безразмерном желудке! Сгинула… - выдохшись, Линк сел обратно на землю, замолкая.
- Аминь. – Аллен сложил руки в молящемся жесте и прикрыл глаза, каясь. А про себя думая: он еще отыграется за этот спор, легко ли Линка вывести из себя.
-
-
17.10.2010 в 15:57доставилооо))) бедный Линк хД
не з
-
-
17.10.2010 в 16:00заказчик.
-
-
17.10.2010 в 17:3714th Почему-то такое получилось
-
-
20.10.2010 в 00:31-
-
22.07.2011 в 21:11- Вытащи ее и побыстрее, а если не можешь - отойди, не трогай, я сам.
- Да подожди же ты! - Уолкер сосредоточенно пыхтит за его спиною. - Я же не врач. А сам ты не достанешь.
- С тобой дождешься только пока печать застынет! - шипит в ответ инспектор и делает попытку самостоятельно дотянуться до засевшей в плече ритуальной иглы.
Ничего, разумеется, не получилось, и Аллен, понукаемый сердитым шипением сквозь стиснутые зубы, вновь взялся за стальную пластину. Страх причинить сильную боль неосторожным движением и только больше повредить ране, смешался с другим - о свойствах магии Воронов Уолкер не знал почти ничего. И потому, оставив изначальный план осторожно и медленно, чуть раскачав, извлечь иглу из раны, быстро дернул злосчастный дротик на себя.
Говард дернулся и до крови закусил губу, но не закричал - только побледнел еще больше и, пошатнувшись, вынужден был опереться о диван, на котором проходила болезненная операция. Кровь из раны в плече хлынула сильнее, перепачкав обивку и пол. Одежда уже давно была безнадежно испорчена.
Аллену казалось, что от железно-тяжелого, пряного запаха у него самого этот железный привкус во рту: на языке и под языком, глубоко в горле. Запах крови будто бы душил, наполняя собою каждый вдох и попутно пробуждая в сердце панический, безотчетный страх. Не то что бы он никогда не знал этого запаха и не видел ран куда более страшных, но сейчас ему потребовалось несколько лишних секунд на то, чтобы вновь овладеть собой.
- Ты как?
- В порядке... насколько это сейчас возможно, - Линк откинулся на спинку дивана, зажал раненое плечо ладонью здоровой руки и закрыл глаза - будто бы собирая силы.
Только на несколько мгновений, каждое из которых показалось Аллену Уолкеру вечностью.
Он, все еще находясь в каком-то немом оцепенении, сжимал в руке странное оружие, извлеченное из раны, и просто рассматривал его. Длинная, тонкая игла - не толще сантиметра в диаметре, в круглое "ушко" продет лист талисмана - знаки на нем незнакомые. Как, впрочем, и само устройство в целом - Говард никогда не использовал в бою ничего подобного. По крайней мере, при нем - в этом Аллен был твердо уверен.
- Положи, - прохрипел инспектор, открывая глаза. - Оно теперь не опасно.
Точно очнувшись ото сна, едва странное оружие коснулось пола, выпало из его руки, Аллен поднялся на ноги. Надо снять с плиты закипевший чайник и налить в таз горячей воды. Рану следует промыть и перевязать как можно скорее и сразу же убираться отсюда. Куда-нибудь, только бы подальше. И найти врача все-таки было бы хорошо...
- Что оно такое? - он, разумеется, понимал, что сейчас не лучшее время для разговоров, но и молчать просто не мог.
В конце концов, они не виделись больше года. А прошлое расставание было таким же, какой оказалась недавняя встреча: все вновь смешалось в бешеном водовороте событий.
- Ритуальная игла, своеобразный «якорь» для печати. – Говард говорил тихо, но его голос уже не был слабым, в нем зазвучали знакомые нотки – инспектор понемногу приходил в себя. – При поражении цели парализует ее на некоторое время.
- Надеюсь, они их хотя бы дезинфицируют… - Аллен машинально покачал головой, Линк только фыркнул в ответ на это замечание.
Говорить о соратниках – или о уже бывших собратьях, инспектору явно не хотелось. Не сейчас. Он выглядел усталым и измученным, а случайная рана стала последней каплей – Аллен это видел и послушно молчал. Встреча, миг немого удивления – узнавания, резко брошенное неожиданным союзником «После поговорим!» и подступившее к горлу горькое чувство вины прекрасно удерживали от любых расспросов. Аллен ждал, когда наступит это «после», постоянно возвращаясь к мысли, что вот эта церемониальная игла вообще-то предназначалась не Говарду Линку, а ему самому.
Бинтов в старом, но недавно заброшенном хозяевами доме не оказалось, однако выход нашелся быстро – покопавшись в ящиках комода и достав оттуда несколько чистых рубашек, Аллен разорвал одну из них на тонкие белые полосы. И принялся сосредоточенно вспоминать основы: в медицинской практике он никогда не был особо силен, а в последний год в Ордене это умение и вовсе почти не требовалось – на миссиях, в походных условиях – Линк всегда был рядом. И наложить, и сменить повязку инспектор, безусловно, умел не хуже любой медсестры. И уж точно лучше самого Уолкера.
Теперь они поменялись ролями.
Говард морщился от прикосновений теплой мокрой ткани к ране, но молчал, предоставив Аллену полную свободу действий. На каждый тревожный вопрос – не жмет ли повязка, не слишком ли туго или наоборот – слабо затянуто, только отрицательно мотал головой. Желанное «Не беспокойся, все в порядке» экзорцист услышал от него не раньше, чем закончил возню с перевязкой.
Не в порядке, конечно же, но от сердца все-таки отлегло, пусть и ненадолго – ровно до того момента, когда Аллен, помогая Говарду переодеться, заметил другой след на теле инспектора. Как бы мало света ни давала старая керосиновая лампа на кухонном столике – и такого освещения хватило, чтобы разглядеть широкий шрам на уровне солнечного сплетения.
Сердце тоскливо сжалось и пропустило удар. Не время для расспросов – тем более, для таких, но вспомнить обстоятельства своего бегства из подземелий Штаба, а потом сложить два и два не так уж сложно. Причины и следствия.
Аллен хорошо помнил, что после взрыва огненной печати, подбросившей в воздух Тима и позволившей ему сбежать, Говард остался с Апокрифом один на один. Насколько категорична Иносенс сама по себе он знал не понаслышке, каким опасным противником был кардинал – узнал не так давно.
По дороге, которую ему завещали, Аллен уже давно не шел - бежал вперед, потому, что путь назад был отрезан. И все больше и больше в последнем напутствии Маны стала видеться печальная ирония.
"Не останавливайся, продолжай идти".
Сейчас ему и не оставалось ничего другого: кое-как совладав с памятью Ноя, собрав по кусочкам, точно мозаику, осколки души Четырнадцатого, отыскав причины чужих стремлений и хотя бы попытавшись их понять, Аллен снова встретился лицом к лицу с другим своим демоном.
Которому было решительно нечего противопоставить, перед которым он был беспомощен, от которого не мог защитить даже самого себя.
И оставалось только бегство, постоянное бегство и не единожды нарушенное обещание больше не использовать Ковчег.
Он не хотел ни замены себя памятью Ноя, ни слияния с Апокрифом. Он наконец-то был волен сам принимать решения, самостоятельно искать ответы, но вся его свобода заключалась только в одном и том же способе ухода от погони.
Было бы глупо предполагать, что Ватикан не будет охотиться за тем, кого в Штабе теперь считают ключом к победе над Графом и опасным предателем одновременно. Было бы глупо считать, что защитник Сердца не воспользуется положением на совете кардиналов для расширения своего влияния.
Аллен мог не опасаться друзей – экзорцистов обучают сражаться с акума, а не выслеживать предателей. Бояться следовало другого – даже имея в своем распоряжении Ковчег, тяжело сбежать от сети осведомителей боевого корпуса Центрального бюро.
Казалось, что эта «игра в прятки», больше похожая на травлю дикого зверя, будет длиться вечно. И, если только слова учителя были правдой, а не сказочкой специально для Штаба, то Аллен начинал понимать, в каком аду оказался в свое время Четырнадцатый. Он сам теперь был почти что на его месте.
Он понятия не имел, как его смогли найти в полузаброшенной глухой деревушке Девоншира. Почему обмануло уже остро развитое предчувствие беды, почему в душу хлынул безотчетный страх, когда он обнаружил вокруг дома барьер, поставленный по принципу Хекидзи и не позволявший создать врата. Он не знал, откуда взялось безумное и отчаянное решение уходить через болота, бежать, спасаясь от преследователей в топях, по которым и днем-то немногие решались ходить без проводника, не то что уж ночью.
Свист ветра, пронизывающего до костей и доносящего обрывки слов, чужие голоса, тревожно вьющийся вокруг Тимкампи, далекие огни за спиной, ноги, по колено проваливающиеся в вязкую почву – это было воплощением кошмара. Расчет оказался неверным – за ним последовали, ясно дав понять, что надежды на спасение больше нет.
-
-
22.07.2011 в 21:11Если бы его не схватили преследователи, он бы, наверное, утонул на болотах, провалившись по пояс в грязную, вонючую жижу. Тим куда-то пропал - Аллен этого тогда даже не заметил в отчаянном поиске опоры. Он вообще ничего не видел в кромешной темноте и потому невольно громко закричал, когда чья-то рука неожиданно схватила его за шиворот. Отчаянный вопль разнесся над болотами, но тут же замер, оборвался – рот быстро зажали ладонью, а неузнанный поначалу голос прошипел на ухо сердитый приказ замолчать.
Его держали крепко, осторожно вытягивая на островок твердой земли, но отбиваться Аллен перестал, только увидев лицо своего спасителя.
Говарда Линка тогда в самом деле можно было принять за призрака – настолько Аллен не ожидал увидеть его здесь и настолько бледен был инспектор. Уолкер и сам выглядел не лучше – широко распахнутые глаза, дикий взгляд, в котором смешались отчаяние, страх, удивление, радость и непонимание. Но коротко брошенное «Поговорим потом! Через барьер я тебя проведу, быстрее!» за секунды все расставило на свои места. Говард нисколько не изменился, и Аллен сам по-прежнему верил инспектору, о возможной западне даже мысли не промелькнуло. Разом успокоившись, он так быстро, как только мог, побрел вслед за дрожащим светом фонаря, уцепившись за теплую ладонь. Он был не один.
Пропавший Тимкампи летел впереди них, необычайно довольный собой. И если бы не особенность разумной Чистой Силы - связь с любой частичкой Иносенс, они бы выбрались из болот, легко отделавшись от погони…
- Согреть тебе чаю? – поднявшись со стула, Аллен шарит в кухонном шкафчике, где уже сумел отыскать и жестяную банку с сахаром.
К большому сожалению экзорциста, больше ничего съестного там не нашлось.
Странное ощущение – сидеть вот так, на диване в чужом, брошенном доме, чьи хозяева неделю назад рассыпались прахом, пораженные пулями акума. Пить коричневую бурду именуемую чаем в слабом свете старой керосиновой лампы и слушать, как в углах скребутся мыши. Безрадостная картина и едва уловимое дыхание опасности за спиной. Далеко – на несколько миль отсюда…
Говард болезненно кривится, отставив чашку и сделав попытку подняться с дивана. Он бледен и устал, и ему сейчас очень хочется спать. После трех бессонных ночей под чужим именем в свите кардинала, после экскурсии на болота, встречи и боя со своими да еще и раны в плечо, совсем не остается места для слов и для каких-либо иных желаний. Сон, только сон, а все остальное - после.
- Пойдем, - Аллен протягивает ему свою ладонь, помогает подняться. – Ковчег укроет нас получше. Как ты?
- Терпимо.
Еще легко отделались, могло быть и хуже. Зацепило несильно и кость, слава Богу, не задета – быстро заживет. От робких вопросов Уолкера инспектор устало отмахивается – разговоры о той ночи в Штабе, о Леверье, Апокрифе, расстановке сил и интригах в Центре, а так же о том, что же им теперь делать, будут завтра. А историю шрама на животе, если только Аллен сам еще не догадался о его происхождении, лучше и вовсе не рассказывать.
Но кого обманешь – Аллен знает, Аллен не догадался, Аллен понял, только взглядом скользнув и так и не осмелившись коснуться. Будто бы прикосновением старую, чудом зажившую рану все еще можно разбередить.
О том, что сейчас творится в душе и в голове у мальчишки даже думать не хочется. Только рухнуть, не раздеваясь, на неизвестно откуда взявшийся в комнате управления старый диван, поморщится, поудобней устроив пораненную руку, и закрыть глаза, заснуть. Все разговоры – завтра. Аллен, испуганно-бережно подведший к убогой постели поймет.
Но раненное плечо болезненно ноет, не позволяя провалиться в сон.
А Аллен стоит за пианино и руки бездумно тянутся к клавишам, но вместо этого он рассеянно, точно с закрытыми глазами, водит ладонью по лакированной, блестящей поверхности, гладит пальцами откинутую крышку, край инструмента, подставку для нот.
Завтра, завтра, завтра. Завтра будут разговоры и наверняка какой-нибудь жаркий спор, как раньше, как всегда заканчивающийся мировой по обоюдному согласию. Завтра они будут от опасности еще дальше, чем сейчас, а в том городе, который выбрал Аллен, есть и хороший врач – одна знакомая знахарка. В том краю пахнет цветущими липами и сеном, гостиницы удобные, чистые и недорогие, а еще там есть речка, на берегу которой так хорошо лежать и смотреть в небо – на пробегающие облака. Там тихо и спокойно и туда не скоро доберутся ищейки Штаба. Аллен был там дважды за все время своих странствий – раз с Маной, второй – в одиночку, теперь будет и третий…
Он ведь теперь имеет право немного отдохнуть, правда же?
Ведь можно же сейчас немного погрезить наяву и убедить – не возвращенного улыбнувшейся Фортуной спутника и друга, самого себя в том, что он не бежит, а только лишь продолжает идти.
Он знает, что нет, нельзя. Он не касается черных и белых клавиш инструмента - он уходит, на несколько минут возвращается в только что покинутый пустой дом. Чтобы прихватить с собой потрепанный старый плед и фарфоровую чашку с отбитой ручкой, на самом донышке которой еще осталось немного остывшего чая.
Пледом Аллен накрывает Линка, осторожно подоткнув края теплой ткани, а чашку бессознательно греет в ладонях, расположившись рядом – на полу, в ногах спящего.
Тимкампи, незаметно прошмыгнувший в комнату, устраивается на спинке дивана. Аллен смотрит на голема и, поднеся к губам чашку, машинально делает глоток. В холодном виде то, что носит громкое название чая, еще отвратительней на вкус, чем прежде, но даже этого Уолкер сейчас не замечает.
Он переводит взгляд на перебинтованную руку инспектора, лежащую поверх покрывала, и вспоминает, думает о широком белесом шраме, скрытом под одеждой.
Завтра они отдохнут как следует, а потом вместе что-нибудь придумают. У Говарда ведь наверняка есть какие-нибудь инструкции на этот случай. Хоть от того же Леверье, который сейчас не может действовать в открытую.
Да и разве это важно? Линк здесь, рядом, и большего, пожалуй, и не нужно, для того, чтобы окончательно решить – он больше не будет убегать.
Уродливый шрам на уровне солнечного сплетения, запах крови и вымазанное в ней острие ритуальной иглы, которую он сегодня своими руками вытащил из раны. Ему кажется, будто бы и тело, корчащееся от боли на грязном полу развороченного подвала, в темной, почти черной луже крови, он видел своими глазами. Как и револьвер в руке кардинала, упирающийся в лоб учителя, Мариана Кросса.
Эти видения никогда не оставят Аллена. Так же, как и простая истина, понимание ее.
Ведь что бы ты ни делал, как бы ни пытался бороться, идти вперед и защищать других – раньше тебя за это заплатят своею кровью те, кто тебе важен и дорог. Те, кто, приняв ответственность единожды, уже не смогут бросить, оставив без подсказок и советов, без помощи и защиты, и просто без единой мысли о тебе. Те, кто когда-то был близок – выходил, поднял на ноги или закрыл собой, позволил немного оттаять сердцу, приподняв темную завесу прошлого.
Они будут первыми, кто попадет под удар и кто сможет выжить только чудом. А в этом мире мало, уже почти совсем нет места чудесам.
Поднявшись на ноги, Аллен осторожно поправляет сбившийся плед и вновь склоняется, разглядывая рану – не съехала ли повязка, не пропитываются ли снова кровью самодельные бинты.
Ему невольно хочется легко дотронуться, коснуться, не причинив боли, но убедившись, что все в порядке, разбудить, сесть рядом и, крепко стиснув ладонь здоровой руки, отчаянно пообещать, что этот раз – последний. Что шрамов, полученных из-за него, на теле инспектора будет только два и ни одним больше. Отныне и навсегда.
Нелепое обещание, клятва игрока, но в этот раз игрок сам хочет верить в ее истинность и нерушимость. Пусть у него вряд ли найдутся силы повторить ее завтра, днем, глаза в глаза, но сейчас есть еще несколько хрупких часов до рассвета.
- Это в последний раз, - тихонько шепчет Аллен, вновь усевшись на пол рядом с диваном. – Этого больше не произойдет, я сделаю все, чтобы больше никто не пострадал…
«Чтобы больше за меня, из-за меня никто не умер» остается недосказанным, но Уолкер вздрагивает, замолкает и жадно прислушивается, не отводя взгляда с чужого лица, с тонкой линии губ.
То ли в самом деле во сне, то ли в напускной полудреме, больше которой не может позволить организму занывшая рана. То ли сорвалось случайно, еще в плену сновидений, то ли все-таки прекрасно все разобрав и главное – сумев понять, и лишь притворяясь спящим Говард так же тихо шепчет:
- Аминь.
И древняя формула, подтверждающая истинность обещания, будто бы повисает в хрустально-хрупком воздухе.
А инспектор, приподнявшись на своем диване, открывает глаза.
-
-
22.07.2011 в 21:45не з
-
-
22.07.2011 в 21:51Заказчик счастлив и доволен. =))
-
-
22.07.2011 в 22:32Спасибо)
Crowned Clown , спасибо =)