Можно просто Файар
Арквейд проснулась сама, поздно утром. Никто не пришел будить ее, а шторы на окнах были задернуты так плотно, что в комнату не проникало ни одного лучика света. Перевернувшись на спину, Брюнстад открыла глаза; она потратила некоторое время на изучение незнакомого сумрачного потолка, а затем вздохнула и громко чихнула.
читать дальшеСтарание, с которым дворецкий Уолтер поддерживал чистоту в особняке Хеллсинг, не вызывало никакого сомнения, однако же было очевидно, что в гостевой спальне давно уже никто не ночевал, а в нежилых помещениях пыль почему-то всегда скапливается быстрее...
Арквейд села на кровати. Ее одежда лежала там же, где девушка бросила ее ночью — на полу. И белая кофта, и бардовая юбка — все было заляпано кровью и требовало немедленной стирки. Чистым оставалось разве что нижнее белье; больше никаких вещей у белой принцессы не было, и взять неоткуда. Вероятно, Арквейд потратила бы немало времени на раздумья, если бы за дверью вдруг не раздались чьи-то шаги. Это заставило Брюнстад насторожиться; она накинула простынь на плечи и принялась торопливо мучить края, пытаясь соорудить узел покрепче. Дверь тихонько приоткрылась, и на пороге показалась незнакомая светловолосая девушка — как раз вовремя, Арквейд едва успела справиться со своим импровизированным одеянием. Оставалось только надеяться, что оно не развалится в ближайшее время.
Видимо, пришелица не думала, что гостья уже проснулась, потому что растеряно захлопала огромными голубыми глазами. На лице ее появилась робкая, по-детски располагающая улыбка. Она сказала кротко:
— Доброе утро.
— Доброе, — откликнулась Арквейд, отвечая улыбкой на улыбку.
— Мое имя Виктория Церас, — представилась девушка и тут же сообщила: — Приятно познакомиться, мисс Брюнстад. Я вам кое-что принесла.
И она подошла к Арквейд и подала ей какой-то сверток. Та развернула его и с известным удивлением обнаружила, что держит в руках брюки темной ткани и белую сорочку.
— Это вам передает сэр Интегра. Надеюсь, что размер подойдет, хотя это неважно: мне приказано сводить вас по магазинам, чтобы вы смогли выбрать для себя что-то более подходящее, — и Виктория расцвела новой, еще более очаровательной улыбкой.
— Вот как? С-спасибо за заботу, — чуть запнувшись, пробормотала Арквейд. Она никак не ожидала такого внимания к своей персоне и преисполнилась искренней благодарности к Интегре. Истинный предок внимательнейшим образом оглядела Викторию с ног до головы. Сомнений не было: перед ней стоял вампир. Вероятно, дитя Алукарда, ибо, по обоснованному представлению бывшей принцессы, больше ничьих птенцов Князь Нечисти возле себя и своей хозяйки попросту не потерпел бы.
— Собирайтесь, пожалуйста. Я зайду к вам минут через двадцать, — с этими словами Виктория попятилась к выходу. Несмотря на свою беспечность, она явно робела перед «взрослым» вампиром.
— Но сейчас ведь день, — Арквейд скорее беспокоилась за Церас, чем за себя, спокойно переносящую даже самую ясную погоду. Столь юная дракулина, несомненно, не могла пока сравниться со старшими вампирами в противостоянии солнечному свету. Ее нежная кожа почернеет от ужасных ожогов, а глаза не потерпят даже самого слабого сияния дня.
— Не волнуйтесь, на улице сегодня пасмурно, — весело откликнулась девушка, уже стоя на пороге. — Я возьму зонтик.
Дверь за Викторией бесшумно закрылась, и Арквейд осталась одна. Сбросив простынь, она быстро натянула сначала рубашку, затем брюки. Одежда оказалась на размер или два больше, чем нужно, но рукава сорочки и штанины брюк можно было подвернуть, а в остальном все было совсем неплохо, и девушка осталась довольна. Впрочем, ей немного странно было носить мужскую одежду, ведь она явилась из той эпохи, когда женщины смели надевать только лишь длинные платья, но Арквейд решила, что со временем привыкнет, раз уж мир так изменился.
Часов в комнате не было, и о времени Арквейд смогла узнать только у Уолтера, что зашел к ней в комнату вскоре после того, как ее покинула Виктория. Его появление было как раз вовремя: Арквейд едва успела сладить со своей новой одеждой. В голову Брюнстад даже пришла мысль, что дворецкий ожидал под дверью, пока гостья оденется, непосредственно наблюдая за процессом, но бывшая принцесса отогнала ее. Мистер Дольнез казался ей слишком благородным человеком, чтобы таким образом запятнать свое доброе имя и имя своей хозяйки. Если чем и можно было объяснять его удивительную пунктуальность, так это исключительно профессиональным опытом и внимательностью. Дворецкий объяснил, что госпожа Хеллсинг сегодня слишком занята, чтобы уделить гостье время, и потому составить ей компанию и уладить все дела приказано было мисс Церас. Интегра выражала надежду, что мисс Брюнстад найдет их гостеприимство безукоризненным. Собрав испачканную одежду, дворецкий удалился, предоставив Арквейд самой себе. Но ненадолго; вскоре в комнату вновь пришла Виктория, и, обнаружив, что гостья уже собралась, поспешила отвести ее в холл. Там вездесущий Уолтер подал им зонты и плащи — Арквейд ее собственный, а Церас — легкий плащ-дождевик с капюшоном, чтобы скрыть лицо от солнечного света. Итак, получив необходимую экипировку, девушки покинули особняк и отправились на прогулку по городу.
Ночью, вероятно, вновь прошел дождь, небо было затянуто полупрозрачной пеленой облаков, сквозь которые проглядывал намек на солнце. По улицам низко стелился туман, который, впрочем, не создавал прохожим никаких проблем. Погоду можно было бы назвать промозглой, если бы в воздухе не витало вполне ощутимое августовское дыхание, пока не потерявшее силы.
Поход по магазинам удался, и с каждой минутой Арквейд все больше проникалась симпатией к своей спутнице. Виктория вела себя настолько по-человечески доброжелательно и приветливо, что сложно было не ответить ей взаимностью, да и еще очевидное, и оттого еще более забавное, смущение перед «взрослым» вампиром казалось бывшей принцессе милым. В этой молодой дракулине еще не успела увянуть человечность, и потому общаться с ней было легко и приятно.
— Так что привело вас в Лондон? — этот вопрос, вероятно, давно уже мучил Викторию, но задать его она решилась только сейчас. Пораскинув мозгами, Арквейд ответила с почти доверительной откровенностью:
— Решила навестить одного старого знакомого, который, как я слышала, недавно у вас тут поселился, — бывшая принцесса шутливо улыбнулась.
— Кажется, его зовут Михаэль? — припомнила Виктория то, что ей удалось выведать у Интегры и Алукарда.
— Да, Михаэль Роа Вальдамьонг. У меня с ним кое-какие счеты.
И Арквейд посвятила мисс Церас в подробности своей истории, видя ее искренний интерес и надеясь заронить в ее душу зерна понимания своей сущности. Пока что Виктория еще наивный птенец Алукарда, дитя, пугающееся своих способностей и желаний в силу исключительно малоопытности. Но придет время, когда всему настанет конец: птенец вылетит из гнезда и станет могущественным вампиром, мертвым апостолом. И в тот момент, когда прежние — человеческие — идеалы отступят в тень, вытесненные новым пониманием мира, быть может, Виктория припомнит ее, Арквейд, слова, и они, как надеялась бывшая принцесса, спасут девочку от превращения в чудовище. Не исключено, конечно, что и сам Алукард постарается вбить кое-какие знания в голову своей ученицы, пока она еще зовет его Мастером... Но этот вечно ухмыляющийся вампир, при всем своем могуществе и хваленой мудрости, похоже, заботится только лишь о боевых навыках Виктории. Как ни крути, а миропонимание истинного предка весьма и весьма отличается от мировоззрения мертвого апостола. Алукард, конечно, во многом прав. Нельзя превратить волка в комнатную собачку, подточив ему зубки, — он просто погибнет в четырех стенах, лишенный возможности свободно охотиться и утолять жажду крови. Однако допускать, чтобы волк поддался бешенству, тоже нельзя.
Так рассуждала Арквейд, объясняя Виктории, чем так насолил ей этот Роа, что она готова гоняться за ним по всему миру. Спутница слушала ее внимательно, как и рассчитывала бывшая принцесса, и, похоже, со всей серьезностью отнеслась к рассказу. В конце концов, она уточнила:
— Так значит, вы не пьете кровь. Верно? — Из всех возможных вопросов этот, видимо, волновал юную дракулину более всего.
— Верно. Я принадлежу к роду древнейших вампиров, истинных предков, которым не нужна была кровь. Для нас она являлась скорее ядом, чем едой. Однако вы, ты и твой Мастер, — вы другие, — в голосе Арквейд прорезалась искренняя печаль. Они как раз вышли к какой-то маленькой речке и теперь, остановившись перед чугунной оградой, наблюдали, как чайки бесшумно снуют в воздухе, в вечной гонке с ветром. — Вам, к сожалению, без крови никак нельзя. Это ваша пища. Нас жажда сводила с ума; вас она убивает.
— Да, Мастер говорил мне, — Виктория с тоской склонила голову, припоминая свои тщетные попытки укрощать проклятый голод. — Все говорили. Если я не стану пить кровь, не смогу сражаться.
— Увы, это так.
— Иногда я думаю, — не глядя на собеседницу, проговорила Виктория, — что лучше бы мне никогда не становиться вампиром, а погибнуть в ту ночь от пули Мастера. Жаль, что я не могу изменить своего решения.
— Уже слишком поздно. И потом, не тебе это решать. Человек или может стать вампиром, или нет, — Арквейд покачала голой. На ее лице появилась успокаивающая, мягкая улыбка. — Здесь множество всяческих нюансов, причин, возможностей; когда они пересекаются меж собой, получается мертвый апостол. Иногда не получается. То есть чаще всего не получается. Впрочем, у Алукарда, вероятно, есть особенная сила... Как говорят, он стал родоначальником особого класса вампиров, и ты, Виктория, являешься одной из его представительниц. Я не вникала, конечно, что собой представляет ваш класс... Не нужно много знать о мертвых апостолах, чтобы уничтожать их, верно? — в ее темно-алых, почти карих глазах вновь появились искры смеха.
— Вы собираетесь уничтожить нас? — Воскликнула Церас, вскидывая на Арквейд удивленный взгляд. Та захихикала и покачала головой. Ее умиляла наивность этой девочки, принявшей всерьез очевидную шутку.
— Нет, можешь быть спокойна. Я верю, что не все мертвые апостолы должны погибнуть. Кое-кто был даже до́рог мне... очень давно, — она встряхнулась и продолжила уже другим, шутливо-назидательным тоном: — У нас, у вампиров, и у апостолов, и у предков, тоже есть свои причины для существования, знаешь ли. Не думай, что мы явились в этот мир подобно демонам, одержимым только жаждой разрушения. Это не так. Мы созданы, чтобы убивать. Охотники и убийцы — мы действительно таковы. Однако вдумайся. Мы вампиры среди людей — «хищники» среди «травоядных». Мы стражи спокойствия этого мира, как бы парадоксально это ни звучало. Люди смотрят на нас с позиции жертв, и это понятно. Просто они, да и мы тоже, успели позабыть, кем и чем являлись вампиры изначально, ради чего пришли они на эту землю. Да и не могут они помнить, ведь единственные хранители этого знания давным-давно канули в Лету. Отчасти по моей вине.
Но не только люди жертвы в этой истории. Людям вообще свойственно считать себя центром вселенной, не находишь? А в это время мир нуждается, всегда нуждается в защите от человека. Оттого и существуют на земле «хищники», «охотники» — вампиры, и демоны, и разные духи, которые заставляют человека дрожать от страха. Мир очень жесток — так же, как и люди. Потому воля земли и воля человечества сталкиваются в извечной борьбе; эта борьба и есть жизнь. Все, лекция окончена, к следующему занятию приготовьте, пожалуйста, эссе на тему «Положительные стороны существования вампиров».
— На сколько страниц? — оживилась Виктория. Как и раньше, она воспринимала слова Арквейд всерьез, однако тут же переняла ее шутливый тон.
— На сколько хватит терпения, — с улыбкой откликнулась Арквейд. Посмеявшись вдоволь, они пошли вперед по узкой набережной, вслушиваясь в шуршание развесистых лип, посаженных вдоль улицы. С покупками было покончено, и можно было уже возвращаться в особняк, тем более что солнце грозило вот-вот выползти из-за облаков. Прохожие оглядывались на них, нагруженных сумками, и это начинало беспокоить Викторию, которая, очевидно, привыкла относиться с подозрением к любому вниманию. Девушки ускорили шаг, и вскоре уже стояли перед особняком. Уолтер открыл перед ними дверь едва ли не сразу, как они успели позвонить, и Виктория убежала с дворецким, поскольку выяснилось, что ее ожидает Интегра. Арквейд же поднялась в свою комнату, переоделась в новую, только что купленную одежду, и на какое-то время погрузилась в размышления...
От раздумий Арквейд отвлек какой-то шум. Внизу что-то происходило. Никто не запрещал ей покидать комнату, и потому она просто поднялась на ноги и вышла в коридор. Спустившись по лестнице в пустующий холл, она вновь прислушалась. Да, источник шума уже близко. Чуткий вампирский слух подсказывал Арквейд, что это голоса. Громкие человеческие голоса, веселые и взволнованные. «Наверное, я не единственная гостья в этом особняке», — рассеяно подумала истинный предок. Уместно ли будет ее появление? Она сомневалась, что ответ на этот вопрос может быть утвердительным. Однако она все равно пошла туда, где ей слышались голоса, решив, что никому не навредит своим визитом.
Дверь в комнату, где собрались гости, была неплотно прикрыта. Арквейд не стала входить; она только робко заглянула в щелку. Внутри собралась куча народа — все мужчины в дорожной одежде. Бывшая белая принцесса только успела задуматься, что все эти люди делают в особняке, как за плечом ее раздалось деликатное покашливание. Девушка обернулась и обнаружила у себя за спиной усмехающегося Уолтера, а рядом с ним недовольно поджимающую губы Интегру и сияющую смущенной улыбкой Викторию.
— Прошу прощения, — растерялась Арквейд, отступив с дороги и пропуская хозяйку дома и ее спутников. Те ничего не ответили и прошли мимо нее, однако Уолтер придержал дверь, и Виктория подмигнула гостье. Арквейд улыбнулась и скользнула в комнату вслед за ними. Уолтер с негромким стуком прикрыл за ними дверь. Удивительно, но и она, и Виктория — обе весьма симпатичные девушки, — остались незамеченными людьми, таковы были влияние, сила и харизма Интегры, легко захватившей все их внимание. Полицейскую они заметили только после того, как сама сэр Хеллсинг прямо указала на нее. Как Арквейд поняла из разговора, собравшиеся в комнате гости являлись наемными солдатами, отрядом под названием «Дикие Гуси», которых организация собиралась пригласить в качестве бойцов. Командовал отрядом молодой человек с явным французским выговором. Капитана звали Пип Бернадотте. У него были длинные рыжевато-каштановые волосы, заплетенные в косу, и небрежно повязанный красный шарф, придававший его образу особую щеголеватую черту. По тому, как он держался и вел себя, можно было легко сделать выводы о его натуре — типичный авантюрист, неудержимый искатель приключений, балагур, весельчак и романтик. В общем, полная противоположность Интегры. У них у обоих были те необходимые качества лидера, способного не только держать людей в подчинении железной рукой, но и вызывать такие чувства, которые иначе как любовью и не назовешь. Но подходы к этому делу у них были совершенно разные.
Конечно, Арквейд ни в коем случае не занималась психологическим анализом каждого встречного человека специально; просто так получалось.
Встреча закончилась демонстрацией силы Виктории и появлением Алукарда, внесшего полную неразбериху в ситуацию, и без того находившуюся на грани комедии. Затем Уолтер, появившийся следом за Алукардом в комнате, подал Интегре письмо из Ватикана, и хозяйка быстро удалилась в свой кабинет. Тут же поспешно откланялась и Виктория; Арквейд, не желая привлекать к себе лишнее внимание, последовала за ней. Она не успела уйти далеко, — перед ней как из-под земли появился Алукард. Он сказал со своей извечной усмешкой:
— Я вижу, вы уже чувствуете себя в особняке как дома.
— Вовсе нет, — возразила Арквейд. — Как дома я себя чувствовать нигде не могу, увы.
— Вот как? Что ж, этого можно было ожидать. Надеюсь, вы уже оправились после вчерашнего. Полнолуние, как вы помните, будет уже следующей ночью. Думаю, нам стоит сначала разобраться с Неро Хаосом, — и сделать это уже сегодня.
— Он все равно не даст нам расслабиться, — пожала плечами бывшая принцесса. — Он, вероятно, считает, что двадцать седьмого августа Роа атакует нас. Неро это не нравится, ведь такой расклад разрушит все его планы... независимо от того, кто победит — мы или «Змей Акаши».
— Понимаю. Однако не захотят ли эти двое объединить усилия? — Глаза Алукарда сощурились за оранжевыми стеклами очков. Сам он был одиночкой, но в такой ситуации, несомненно, объединился бы на месте Вальдамьонга и Хаоса.
— Сомневаюсь. Возможно, такой союз был бы возможен, если бы речь шла о войне против вас, Алукард. Но когда дело касается меня... У них немного не совпадают цели, — тут у Арквейд неожиданно вырвался какой-то извиняющийся смешок.
— Так они все-таки могут объединиться, — покачал голой Алукард, — чтобы убрать меня. А потом уж они решат между собой, что делать с вами.
Эти слова заставили лунную принцессу задуматься. А ведь правда, могут и объединиться... Это означает, что сегодня ночью битвы им не грозят.
— Не стоит терять бдительности, — все-таки выдавила из себя Арквейд, пораскинув мозгами.
— Конечно-конечно, — улыбка Алукарда стала зловещей. — Черные Шляпы не дремлют, верно?
Арквейд не успела ничего ответить на это, — Алукард резко повернулся на каблуках и пошел прочь, громко стуча сапогами по полу. Наверное, он исчез, как всегда, потому что Арквейд быстро потеряла его фигуру из виду, словно тени поглотили его. Фокусы этого выскочки то раздражали ее, то веселили... видимо, на такую двойственность восприятия вся театральность этого мертвого апостола и была направлена.
Этажом выше Интегра закончила читать письмо от Энрико Максвелла. Похоже, тот быстро справился со своею опалой, поскольку приглашал сэра Интеграл встретиться в Британском Музее через пару недель. Чего этот прохвост, глава тринадцатого отдела Искариот, хочет от нее? Интегра сильно сомневалась, что этот человек желает посетить Лондон просто из праздного любопытства или чтобы унизить Интегру. Хотя кто его знает? Что ж, в любом случае, не стоит отказываться, нужно написать ответ...
В висках главы Хеллсинга билась только одна неприятная мысль: не слишком ли много в столице посланников Ватикана? Насколько Интегра могла судить, сейчас Искариоты лезут не только в дела Ордена протестантских рыцарей, но и Агентства Погребения. Нужно будет известить мисс Сиэль. Возможно, это не оставит равнодушной экзекутора; Интегра также не сомневалась, что ее руководство сей факт тоже заинтересует. В конце концов, они столько сил потратили, выбивая для своего представителя разрешение на присутствие в Британии, — даже привлекли внимание Папы. Сэр Хеллсинг почувствовала, как в груди ее расцветает какое-то новое чувство, — неужто азарт? Да, будет интересно посмотреть на то, что получится, если столкнуть лбами Отдел и Агентство.
Интегра порылась у себя в ящиках и извлекла на белый свет два листа плотной писчей бумаги. Выбрав подходящую перьевую ручку, она быстро написала сначала письмо Элезии Сиэль, затем — ответ Максвеллу, после чего вручила оба листа Уолтеру с тем, чтобы тот незамедлительно занялся их отправкой.
Только покончив с этим делом, Интегра позволила себе немного расслабиться. Однако пока ее тело отдыхало, мысль работала с прежней четкостью. Со всеми этими происшествиями, Арквейд Брюнстад, Михаэлем Роа и Элезией Сиэль, а также Неро Хаосом, который прошлой ночью вырезал целую гостиницу под носом у Алукарда, они успели забыть о собственных проблемах. Это непозволительно. Хеллсинг ничего не знает о своих врагах, кроме этого единственного слова — «Миллениум». Если бы не Уолтер, кто знает, сколько бы еще Интегра тянула с расследованием. Пора приниматься за дело.
С этими мыслями глава организации поднесла ко рту сигару и щелкнула зажигалкой. Под руку попались какие-то документы, принесенные Уолтером утром. Интегра поправила очки и погрузилась в чтение. Так, в тишине и спокойствии, прошло немало времени — почти два часа. От работы Хеллсинг отвлек Уолтер. Деликатно постучавшись, он бесшумно зашел в кабинет, неся на лице свою извечную полуулыбку, и проговорил:
— К вам вновь гости, сэр.
— Дай угадаю, — с мрачной усмешкой откликнулась Интегра, глядя на дворецкого поверх холодных стекол очков. — Элезия Сиэль, так? — дождавшись утвердительного кивка, она пренебрежительно фыркнула. — В этом весь Ватикан! Как можно являться в чужой дом, даже не уведомив хозяев?
— С вашего позволения, сэр, — в голосе мистера Дольнеза зазвучали мягкие нотки, призванные утихомирить вспыльчивый, раздражительный нрав его госпожи, — это не так. Мисс Сиэль уведомила меня о своем приходе и также испросила позволения привести с собой еще одного гостя. Поскольку я не хотел отвлекать вас от работы, я позволил себе не сообщать вам об этом до их прихода. Однако, как мне кажется, мисс Сиэль и ее спутник желают увидеть не вас, а Арквейд Брюнстад.
— Вот как? — Смягчившись, Интегра расслаблено откинулась на спинку кресла. — Что ж, вряд ли приход мисс Сиэль не имеет под собой серьезных оснований. Пусть наши гости устроятся в гостиной, Уолтер, а я спущусь через пять минут. И предупреди мисс Брюнстад о посетителях.
— Конечно, сэр, будет исполнено, — Уолтер повернулся и отправился выполнять поручения, в которых, в общем-то, не было никакого смысла, — он и сам бы прекрасно справился. Однако хоть Интегра и не хотела этого признавать, она была немного уязвлена тем, что ее дворецкий делал что-то, не посоветовавшись с ней, своей хозяйкой. Самодеятельности от подчиненных, тем более таких верных, как Уолтер, Интегра не могла снести так легко. Ей хватало одного только Алукарда, ведущего себя так своенравно, что она поневоле сумела с этим как-то свыкнуться и смириться.
Тем не менее, сделанного не воротишь. Тем более что Сиэль здесь явно по делу, — не просто же так она притащилась в особняк, чтобы увидеться с Арквейд. Кстати, откуда она узнала, что истинный предок сейчас у них? Видимо, у ватиканских экзекуторов свои методы... Интегра нахмурилась: ей не нравилось, что кто-то сует нос в дела ее организации, особенно если это католическая ищейка.
Как бы то ни было, тратить время на размышления было бесполезно; нужно спуститься и самой все узнать. Сэр Хеллсинг поднялась на ноги и вскоре уже входила в распахнутую настежь дверь гостиной. Гости поднялись ей навстречу. Рядом с темноволосой Сиэль, одетой сегодня в обычную одежду и зачем-то напялившей на нос очки, стояла еще одна девушка, на вид ровесница Элезии, может быть, чуть ее старше.
— Добрый день, — поприветствовала гостей Интегра без особой сердечности в голосе. Словно не заметив этого, экзекутор чуть поклонилась и проговорила с улыбкой:
— Здравствуйте. Прошу прощения за вторжение, — она сделала паузу и бросила взгляд на свою спутницу. — Позвольте представить вам: Сион Эльтнем Сокарис, алхимик из Атласа. Быть может, вы слышали об этом подразделении.
Все плохое настроение Интегры мигом улетучилось, сменившись профессиональным интересом. Так-так, это необычно. Атлас? Хм, кажется, ей доводилось слышать что-то подобное, очень, очень давно. Возможно, отец рассказывал? Кто знает? Вот, память услужливо приоткрывает завесу над сведениями, до которых ранее Интегре не было никакого дела. Знания волнами всплывают в голове, выстраиваясь ровными цепочками, стройными рядами, собираясь, словно кусочки мозаики. Атлас. Да, она помнит. Одно из трех подразделений Ассоциации Магов, находящееся в где-то в Египте. Алхимики, вольнодумцы, практически стоящие на пороге технократии, и, тем не менее, поддерживающие неплохие отношения с католической Церковью, балансирующие на краю лезвия, ревниво оберегающие свои знания.
Интегра протянула руку и представилась:
— Интеграл Вингейтс Хеллсинг. К вашим услугам, мисс Сокарис.
— Эльтнем, — поправила Сион и пожала протянутую руку. Ее холодные, отливающие лиловым глаза встретились со взглядом Интегры, и обе сразу поняли, что их что-то роднит. Обе были аналитиками от природы, у обеих математический склад ума, нрав, меняющийся от спокойного и отчужденного до взрывного и неуправляемого. В чем-то они, несомненно, отличались: скажем, Сион до поры до времени приглушала лидерские качества, а возможно у нее их и вовсе не было, поскольку она вела одинокий образ жизни и редко когда жалела об этом.
— Прошу прощения, мисс Эльтнем, — откликнулась Интегра, и их руки разошлись.
Но Сион как будто не услышала ее. Все внимание алхимика сосредоточилось на том, что происходило за спиной у хозяйки дома. Хеллсинг обернулась и увидела Арквейд, стоящую в дверях.
— Истинный предок... — пробормотала Сион. Почудилось ли это, или Интегра действительно услышала в ее голосе благоговение?
— Здравствуйте, — Арквейд подошла к ним, как всегда озаренная беспечной улыбкой. — Элезия, ты узнала, где я, и пришла меня навестить? Как это мило.
— Ты заставила меня поволноваться, Арквейд Брюнстад, — совсем другим тоном, холодно проговорила в ответ экзекутор. — Не слишком-то приятно, знаешь ли, прийти на место работы и узнать, что там все подчистую разрушено. Скажи мне, пожалуйста, это ведь не ты расправилась с той гостиницей, верно?
Лицо Арквейд помрачнело. Она ответила тихо:
— Нет, это не я. Это десятый прародитель.
— Неро Хаос? — Ахнула Сиэль, не скрывая изумления. — Он-то что здесь забыл?!
— Истинного предка, — сумрачно пробормотала бывшая принцесса, отводя взгляд в сторону. — Хочет присоединить меня к своему зверинцу, вот и съел всех, кто был в гостинице, чтобы набраться сил после того, как столкнулся с нами — со мной и с Алукардом.
Глаза Интегры сузились, и Арквейд едва не хлопнула себя ладонью по лбу. Ни она, ни Князь Нечисти не посвящали охотницу на вампиров в подробности того, что происходило вчера вечером. Теперь Алукарду точно достанется.
— Только его нам не хватало, — сокрушалась тем временем сотрудница Агентства, не замечая бушующих в собеседницах чувств. Вдруг она опомнилась. — Точно! — Экзекутор виновато повернулась к алхимику, о которой в пылу беседы все забыли. — Знакомься, Арквейд, эта леди — Сион Эльтнем Сокарис, Атласия. Говорит, что ищет тебя, так что я привела ее сюда.
Арквейд смерила девушку удивленным взглядом и переспросила с недоумением:
— Атласия? Что алхимику из «Гигантской Ямы» понадобилось от меня?
— Я... — Сион запнулась, не зная, как начать разговор. Совсем не такой она представляла себе принцессу Брюнстад, последнюю из истинных предков. Она бросила взгляд на Хеллсинг, не зная, стоит ли посвящать ее в подробности этой истории.
— Давайте присядем для начала, — вмешалась Интегра, безошибочно прочитав все, что скрывалось за взглядом Сион, и первая устроилась в одном из кресел, стоящих вокруг низенького журнального столика. Таким образом, она продемонстрировала, хоть сие было и не слишком вежливо, свое нежелание покидать гостиную. В конце концов, это ее дом.
Сиэль и Арквейд послушались ее и заняли места друг напротив друга. Только одна Сион замешкалась, но все-таки присела под выжидающим ледяным взором хозяйки дома. Дворецкий принес чаю, и только тогда, сжав в руках горячую, исходящую паром чашку, девушка-алхимик почувствовала себя увереннее.
— Я пришла за помощью, — проговорила она после паузы. Девушка с неохотой отпила глоток чая и с такой же неохотой начала говорить. Поначалу ее рассказ был довольно бедным, предложения отрывистыми, тон безразличным, однако вскоре она слегка разошлась и заслужила к своей истории больше внимания, чем могла рассчитывать. Даже Сиэль, уже слышавшая этот рассказ вчера, казалось, навострила уши. Когда же Сион кончила говорить и жадно приникла губами к чашке, пытаясь смягчить пересохшее горло, в комнате воцарилась тяжелая, душная тишина.
— Значит, ты из рода Зепии Эльтнем Оберона? — Арквейд, наконец, решилась нарушить молчание. Сион в ответ кивнула и проговорила, опустив чашку:
— Да, это так. Он мой дед.
— Зепия Оберон... — пробормотала Интегра, словно пробуя это имя на вкус. — Кто это?
— Один из сильнейших вампиров в истории, — мрачно откликнулась Сиэль. Арквейд кивнула:
— Он тринадцатый прародитель мертвых апостолов. Его называют Татари, Ночью Валахии. В прошлом он был гениальным алхимиком, имя его семьи гремело по всему миру. Но он зашел в своих исследованиях слишком далеко, перешел черту, и Атлас отвернулся от него.
— И по сей день семья Эльтнем еще не избавилась от позора, — голос Сион был совсем безрадостным. — А когда он стал еще и мертвым апостолом, дела наши пошли совсем плохо...
— Татари — это чистый страх, — продолжала объяснять Интегре Арквейд. — Он может скопировать любое создание с любыми его способностями.
— Даже истинного предка, — предположила Сиэль.
— Думаю, да, — принцесса Шинсо опустила голову. — Пятьсот лет назад он воспользовался дурной славой валашского князя Дракулы, создав ужасающий кровавый образ, и тем самым приобрел огромное могущество. Потому его и называют Ночью Валахии.
— Незаслуженно, — выдохнула Интегра, и в ее синих глазах появились нехорошие огоньки.
— Да, может быть, — неохотно согласилась Арквейд. — Однако это не делает его менее опасным. Но речь не о нем. Верно, Сион? Пришла ты не для того, чтобы поведать нам историю своих корней.
— Все верно, истинный предок, — Эльтнем выпрямилась в кресле и впилась взглядом в темно-алые глаза бывшей принцессы Шинсо. — Я пришла, чтобы попросить тебя о помощи. Я... была укушена Татари. Я медленно превращаюсь в подвластное ему чудовище.
Во второй раз в гостиной воцарилось гнетущее молчание. Словно белая мгла, сомкнулась тишина над сидящими в комнате. Тяжелая, как покрывало, и душная, как воздух перед грозой, она пустила тугие корни в их легких, мешая дыханию. С трудом, едва справляясь с непокорной речью, Сион заговорила снова:
— Вампирский импульс... У меня все меньше сил сопротивляться ему. Однако я последние три года вела исследования, и...
— Три года? — повторила за нею пораженная Арквейд. — Ты сопротивлялась импульсу три года?
— Да. Обращение пошло медленнее, но сейчас мои силы уже на исходе. Я не знаю, сколько еще смогу выдержать. Если очень повезет — полгода, но не более того. Вот почему я пришла к тебе, истинный предок. Только ты можешь мне помочь.
— Сомневаюсь, что я что-то могу сделать, — покачала головой Арквейд. — Нельзя остаться человеком, когда вампирский яд уже разъедает твою кровь. Увы, я ничем не смогу тебе помочь, Сион Эльтнем.
Казалось, такой категоричный отказ поразил девушку-алхимика в самое сердце. На ее бледных щеках выступили красные пятна, а на глазах едва не показались слезы гнева. Но она справилась с собой. Чудовищным усилием воли она заставила свое сердце биться ровно, а кровавую пелену отступить от взора. Она тяжело вздохнула, после чего проговорила почти спокойно:
— Согласно моим исследованиям это не так; я потратила три долгих года, скрываясь от Атласа и Ватикана, на изучение вампирского вопроса. Я считаю, что раз люди становятся мертвыми апостолами, то процесс можно повернуть вспять и превратить вампира обратно в человека.
Но Арквейд только покачала головой.
— Я не храню всех знаний истинных предков, но вряд ли даже мудрейшие среди древних детей Багряной Луны смогли бы помочь тебе, Сион Эльтнем. В конце концов, они, несмотря на свою хваленую мудрость, не смогли подавить импульс даже в самих себе. Единственное, что они могли — бороться, постоянно, бесконечно бороться со своей про́клятой природой.
— Да, тебе не остается ничего, кроме как бороться, — согласилась с истинным предком Сиэль. — Удивительно, что тебе удалось продержаться так долго.
— Татари не призывал меня; потому я смогла... — Атласия осеклась. — Однако стоит только Ночи Валахии вновь появиться в небесах нашего мира, и я, вероятно, перестану контролировать себя, перестану быть самой собой. Я его птенец. Мне уготовано его безумие. Вот ты, — она неожиданно ткнула пальцем в сторону экзекутора, — ты ведь была вампиром, а потом перестала, верно?
— Не совсем так, — Сиэль опустила голову. — Не я была вампиром, а воплотившийся во мне Роа Вальдамьонг. Когда Арквейд Брюнстад уничтожила его, я тоже должна была погибнуть... Однако я выжила, и это так же удивительно, как и то, что ты так долго сражалась с импульсом. Когда Роа покинул меня, у меня остались его магические цепи, мистические глаза и бессмертие. Но я не мертвый апостол, потому что никогда им не была, — она подняла взор и твердо взглянула на алхимика. — Я не вылечивалась, потому что никогда не была больна.
Интегра сидела, напряженно выпрямившись в кресле и забыв про остывающий чай. Так вот, значит, как Сиэль была замешана в этом деле. Она была одной из тех детей, которых Михаэль Роа избирал для своего нового возрождения. Сэр Хеллсинг едва заметно кивнула каким-то своим мыслям и включилась в разговор, сказав:
— Все, что я знаю о вампирах, говорит о том, что человек не может перенести укус и остаться после этого смертным. Он или становится упырем, или новым вампиром.
— Возможно, — неуверенно проговорила Арквейд, — если я дам Сион испить своей крови, это задержит процесс обращения.
— Кровь, кому бы она ни принадлежала, всегда ведет к одному и тому же, — возразила ей Сиэль, и Интегра согласно кивнула:
— Верно. Мисс Эльтнем, вероятно, потеряет способность сопротивляться в этом случае. Кровь пробудит ее жажду, и с этого момента управлять ей станет уже невозможно. И от безумия вы таким образом ее не спасете.
— Что ж, — неожиданно проговорила Атласия, чья гордость была уязвлена тем, что на девушку перестали обращать внимание. Поставив чашку на столик, она поднялась на ноги и медленно обвела присутствующих взглядом. Когда она заговорила, голос ее был тих. — Пожалуй, мне пора. Извините, что оторвала вас от дел. Сэр Интегра Хеллсинг, госпожа Арквейд Брюнстад, мисс Сиэль, — ее холодные, отливающие лиловым, глаза останавливались на лице каждой из дам, когда алхимик называла их имена. Помедлив, она добавила: — Прощайте.
Девушка повернулась и направилась к выходу. Они смотрели ей вслед, и никто не попытался окликнуть ее. Сион Эльтнем Сокарис покинула особняк, и только тогда Арквейд пробормотала запоздалое:
— Удачи.
читать дальшеСтарание, с которым дворецкий Уолтер поддерживал чистоту в особняке Хеллсинг, не вызывало никакого сомнения, однако же было очевидно, что в гостевой спальне давно уже никто не ночевал, а в нежилых помещениях пыль почему-то всегда скапливается быстрее...
Арквейд села на кровати. Ее одежда лежала там же, где девушка бросила ее ночью — на полу. И белая кофта, и бардовая юбка — все было заляпано кровью и требовало немедленной стирки. Чистым оставалось разве что нижнее белье; больше никаких вещей у белой принцессы не было, и взять неоткуда. Вероятно, Арквейд потратила бы немало времени на раздумья, если бы за дверью вдруг не раздались чьи-то шаги. Это заставило Брюнстад насторожиться; она накинула простынь на плечи и принялась торопливо мучить края, пытаясь соорудить узел покрепче. Дверь тихонько приоткрылась, и на пороге показалась незнакомая светловолосая девушка — как раз вовремя, Арквейд едва успела справиться со своим импровизированным одеянием. Оставалось только надеяться, что оно не развалится в ближайшее время.
Видимо, пришелица не думала, что гостья уже проснулась, потому что растеряно захлопала огромными голубыми глазами. На лице ее появилась робкая, по-детски располагающая улыбка. Она сказала кротко:
— Доброе утро.
— Доброе, — откликнулась Арквейд, отвечая улыбкой на улыбку.
— Мое имя Виктория Церас, — представилась девушка и тут же сообщила: — Приятно познакомиться, мисс Брюнстад. Я вам кое-что принесла.
И она подошла к Арквейд и подала ей какой-то сверток. Та развернула его и с известным удивлением обнаружила, что держит в руках брюки темной ткани и белую сорочку.
— Это вам передает сэр Интегра. Надеюсь, что размер подойдет, хотя это неважно: мне приказано сводить вас по магазинам, чтобы вы смогли выбрать для себя что-то более подходящее, — и Виктория расцвела новой, еще более очаровательной улыбкой.
— Вот как? С-спасибо за заботу, — чуть запнувшись, пробормотала Арквейд. Она никак не ожидала такого внимания к своей персоне и преисполнилась искренней благодарности к Интегре. Истинный предок внимательнейшим образом оглядела Викторию с ног до головы. Сомнений не было: перед ней стоял вампир. Вероятно, дитя Алукарда, ибо, по обоснованному представлению бывшей принцессы, больше ничьих птенцов Князь Нечисти возле себя и своей хозяйки попросту не потерпел бы.
— Собирайтесь, пожалуйста. Я зайду к вам минут через двадцать, — с этими словами Виктория попятилась к выходу. Несмотря на свою беспечность, она явно робела перед «взрослым» вампиром.
— Но сейчас ведь день, — Арквейд скорее беспокоилась за Церас, чем за себя, спокойно переносящую даже самую ясную погоду. Столь юная дракулина, несомненно, не могла пока сравниться со старшими вампирами в противостоянии солнечному свету. Ее нежная кожа почернеет от ужасных ожогов, а глаза не потерпят даже самого слабого сияния дня.
— Не волнуйтесь, на улице сегодня пасмурно, — весело откликнулась девушка, уже стоя на пороге. — Я возьму зонтик.
Дверь за Викторией бесшумно закрылась, и Арквейд осталась одна. Сбросив простынь, она быстро натянула сначала рубашку, затем брюки. Одежда оказалась на размер или два больше, чем нужно, но рукава сорочки и штанины брюк можно было подвернуть, а в остальном все было совсем неплохо, и девушка осталась довольна. Впрочем, ей немного странно было носить мужскую одежду, ведь она явилась из той эпохи, когда женщины смели надевать только лишь длинные платья, но Арквейд решила, что со временем привыкнет, раз уж мир так изменился.
Часов в комнате не было, и о времени Арквейд смогла узнать только у Уолтера, что зашел к ней в комнату вскоре после того, как ее покинула Виктория. Его появление было как раз вовремя: Арквейд едва успела сладить со своей новой одеждой. В голову Брюнстад даже пришла мысль, что дворецкий ожидал под дверью, пока гостья оденется, непосредственно наблюдая за процессом, но бывшая принцесса отогнала ее. Мистер Дольнез казался ей слишком благородным человеком, чтобы таким образом запятнать свое доброе имя и имя своей хозяйки. Если чем и можно было объяснять его удивительную пунктуальность, так это исключительно профессиональным опытом и внимательностью. Дворецкий объяснил, что госпожа Хеллсинг сегодня слишком занята, чтобы уделить гостье время, и потому составить ей компанию и уладить все дела приказано было мисс Церас. Интегра выражала надежду, что мисс Брюнстад найдет их гостеприимство безукоризненным. Собрав испачканную одежду, дворецкий удалился, предоставив Арквейд самой себе. Но ненадолго; вскоре в комнату вновь пришла Виктория, и, обнаружив, что гостья уже собралась, поспешила отвести ее в холл. Там вездесущий Уолтер подал им зонты и плащи — Арквейд ее собственный, а Церас — легкий плащ-дождевик с капюшоном, чтобы скрыть лицо от солнечного света. Итак, получив необходимую экипировку, девушки покинули особняк и отправились на прогулку по городу.
Ночью, вероятно, вновь прошел дождь, небо было затянуто полупрозрачной пеленой облаков, сквозь которые проглядывал намек на солнце. По улицам низко стелился туман, который, впрочем, не создавал прохожим никаких проблем. Погоду можно было бы назвать промозглой, если бы в воздухе не витало вполне ощутимое августовское дыхание, пока не потерявшее силы.
Поход по магазинам удался, и с каждой минутой Арквейд все больше проникалась симпатией к своей спутнице. Виктория вела себя настолько по-человечески доброжелательно и приветливо, что сложно было не ответить ей взаимностью, да и еще очевидное, и оттого еще более забавное, смущение перед «взрослым» вампиром казалось бывшей принцессе милым. В этой молодой дракулине еще не успела увянуть человечность, и потому общаться с ней было легко и приятно.
— Так что привело вас в Лондон? — этот вопрос, вероятно, давно уже мучил Викторию, но задать его она решилась только сейчас. Пораскинув мозгами, Арквейд ответила с почти доверительной откровенностью:
— Решила навестить одного старого знакомого, который, как я слышала, недавно у вас тут поселился, — бывшая принцесса шутливо улыбнулась.
— Кажется, его зовут Михаэль? — припомнила Виктория то, что ей удалось выведать у Интегры и Алукарда.
— Да, Михаэль Роа Вальдамьонг. У меня с ним кое-какие счеты.
И Арквейд посвятила мисс Церас в подробности своей истории, видя ее искренний интерес и надеясь заронить в ее душу зерна понимания своей сущности. Пока что Виктория еще наивный птенец Алукарда, дитя, пугающееся своих способностей и желаний в силу исключительно малоопытности. Но придет время, когда всему настанет конец: птенец вылетит из гнезда и станет могущественным вампиром, мертвым апостолом. И в тот момент, когда прежние — человеческие — идеалы отступят в тень, вытесненные новым пониманием мира, быть может, Виктория припомнит ее, Арквейд, слова, и они, как надеялась бывшая принцесса, спасут девочку от превращения в чудовище. Не исключено, конечно, что и сам Алукард постарается вбить кое-какие знания в голову своей ученицы, пока она еще зовет его Мастером... Но этот вечно ухмыляющийся вампир, при всем своем могуществе и хваленой мудрости, похоже, заботится только лишь о боевых навыках Виктории. Как ни крути, а миропонимание истинного предка весьма и весьма отличается от мировоззрения мертвого апостола. Алукард, конечно, во многом прав. Нельзя превратить волка в комнатную собачку, подточив ему зубки, — он просто погибнет в четырех стенах, лишенный возможности свободно охотиться и утолять жажду крови. Однако допускать, чтобы волк поддался бешенству, тоже нельзя.
Так рассуждала Арквейд, объясняя Виктории, чем так насолил ей этот Роа, что она готова гоняться за ним по всему миру. Спутница слушала ее внимательно, как и рассчитывала бывшая принцесса, и, похоже, со всей серьезностью отнеслась к рассказу. В конце концов, она уточнила:
— Так значит, вы не пьете кровь. Верно? — Из всех возможных вопросов этот, видимо, волновал юную дракулину более всего.
— Верно. Я принадлежу к роду древнейших вампиров, истинных предков, которым не нужна была кровь. Для нас она являлась скорее ядом, чем едой. Однако вы, ты и твой Мастер, — вы другие, — в голосе Арквейд прорезалась искренняя печаль. Они как раз вышли к какой-то маленькой речке и теперь, остановившись перед чугунной оградой, наблюдали, как чайки бесшумно снуют в воздухе, в вечной гонке с ветром. — Вам, к сожалению, без крови никак нельзя. Это ваша пища. Нас жажда сводила с ума; вас она убивает.
— Да, Мастер говорил мне, — Виктория с тоской склонила голову, припоминая свои тщетные попытки укрощать проклятый голод. — Все говорили. Если я не стану пить кровь, не смогу сражаться.
— Увы, это так.
— Иногда я думаю, — не глядя на собеседницу, проговорила Виктория, — что лучше бы мне никогда не становиться вампиром, а погибнуть в ту ночь от пули Мастера. Жаль, что я не могу изменить своего решения.
— Уже слишком поздно. И потом, не тебе это решать. Человек или может стать вампиром, или нет, — Арквейд покачала голой. На ее лице появилась успокаивающая, мягкая улыбка. — Здесь множество всяческих нюансов, причин, возможностей; когда они пересекаются меж собой, получается мертвый апостол. Иногда не получается. То есть чаще всего не получается. Впрочем, у Алукарда, вероятно, есть особенная сила... Как говорят, он стал родоначальником особого класса вампиров, и ты, Виктория, являешься одной из его представительниц. Я не вникала, конечно, что собой представляет ваш класс... Не нужно много знать о мертвых апостолах, чтобы уничтожать их, верно? — в ее темно-алых, почти карих глазах вновь появились искры смеха.
— Вы собираетесь уничтожить нас? — Воскликнула Церас, вскидывая на Арквейд удивленный взгляд. Та захихикала и покачала головой. Ее умиляла наивность этой девочки, принявшей всерьез очевидную шутку.
— Нет, можешь быть спокойна. Я верю, что не все мертвые апостолы должны погибнуть. Кое-кто был даже до́рог мне... очень давно, — она встряхнулась и продолжила уже другим, шутливо-назидательным тоном: — У нас, у вампиров, и у апостолов, и у предков, тоже есть свои причины для существования, знаешь ли. Не думай, что мы явились в этот мир подобно демонам, одержимым только жаждой разрушения. Это не так. Мы созданы, чтобы убивать. Охотники и убийцы — мы действительно таковы. Однако вдумайся. Мы вампиры среди людей — «хищники» среди «травоядных». Мы стражи спокойствия этого мира, как бы парадоксально это ни звучало. Люди смотрят на нас с позиции жертв, и это понятно. Просто они, да и мы тоже, успели позабыть, кем и чем являлись вампиры изначально, ради чего пришли они на эту землю. Да и не могут они помнить, ведь единственные хранители этого знания давным-давно канули в Лету. Отчасти по моей вине.
Но не только люди жертвы в этой истории. Людям вообще свойственно считать себя центром вселенной, не находишь? А в это время мир нуждается, всегда нуждается в защите от человека. Оттого и существуют на земле «хищники», «охотники» — вампиры, и демоны, и разные духи, которые заставляют человека дрожать от страха. Мир очень жесток — так же, как и люди. Потому воля земли и воля человечества сталкиваются в извечной борьбе; эта борьба и есть жизнь. Все, лекция окончена, к следующему занятию приготовьте, пожалуйста, эссе на тему «Положительные стороны существования вампиров».
— На сколько страниц? — оживилась Виктория. Как и раньше, она воспринимала слова Арквейд всерьез, однако тут же переняла ее шутливый тон.
— На сколько хватит терпения, — с улыбкой откликнулась Арквейд. Посмеявшись вдоволь, они пошли вперед по узкой набережной, вслушиваясь в шуршание развесистых лип, посаженных вдоль улицы. С покупками было покончено, и можно было уже возвращаться в особняк, тем более что солнце грозило вот-вот выползти из-за облаков. Прохожие оглядывались на них, нагруженных сумками, и это начинало беспокоить Викторию, которая, очевидно, привыкла относиться с подозрением к любому вниманию. Девушки ускорили шаг, и вскоре уже стояли перед особняком. Уолтер открыл перед ними дверь едва ли не сразу, как они успели позвонить, и Виктория убежала с дворецким, поскольку выяснилось, что ее ожидает Интегра. Арквейд же поднялась в свою комнату, переоделась в новую, только что купленную одежду, и на какое-то время погрузилась в размышления...
От раздумий Арквейд отвлек какой-то шум. Внизу что-то происходило. Никто не запрещал ей покидать комнату, и потому она просто поднялась на ноги и вышла в коридор. Спустившись по лестнице в пустующий холл, она вновь прислушалась. Да, источник шума уже близко. Чуткий вампирский слух подсказывал Арквейд, что это голоса. Громкие человеческие голоса, веселые и взволнованные. «Наверное, я не единственная гостья в этом особняке», — рассеяно подумала истинный предок. Уместно ли будет ее появление? Она сомневалась, что ответ на этот вопрос может быть утвердительным. Однако она все равно пошла туда, где ей слышались голоса, решив, что никому не навредит своим визитом.
Дверь в комнату, где собрались гости, была неплотно прикрыта. Арквейд не стала входить; она только робко заглянула в щелку. Внутри собралась куча народа — все мужчины в дорожной одежде. Бывшая белая принцесса только успела задуматься, что все эти люди делают в особняке, как за плечом ее раздалось деликатное покашливание. Девушка обернулась и обнаружила у себя за спиной усмехающегося Уолтера, а рядом с ним недовольно поджимающую губы Интегру и сияющую смущенной улыбкой Викторию.
— Прошу прощения, — растерялась Арквейд, отступив с дороги и пропуская хозяйку дома и ее спутников. Те ничего не ответили и прошли мимо нее, однако Уолтер придержал дверь, и Виктория подмигнула гостье. Арквейд улыбнулась и скользнула в комнату вслед за ними. Уолтер с негромким стуком прикрыл за ними дверь. Удивительно, но и она, и Виктория — обе весьма симпатичные девушки, — остались незамеченными людьми, таковы были влияние, сила и харизма Интегры, легко захватившей все их внимание. Полицейскую они заметили только после того, как сама сэр Хеллсинг прямо указала на нее. Как Арквейд поняла из разговора, собравшиеся в комнате гости являлись наемными солдатами, отрядом под названием «Дикие Гуси», которых организация собиралась пригласить в качестве бойцов. Командовал отрядом молодой человек с явным французским выговором. Капитана звали Пип Бернадотте. У него были длинные рыжевато-каштановые волосы, заплетенные в косу, и небрежно повязанный красный шарф, придававший его образу особую щеголеватую черту. По тому, как он держался и вел себя, можно было легко сделать выводы о его натуре — типичный авантюрист, неудержимый искатель приключений, балагур, весельчак и романтик. В общем, полная противоположность Интегры. У них у обоих были те необходимые качества лидера, способного не только держать людей в подчинении железной рукой, но и вызывать такие чувства, которые иначе как любовью и не назовешь. Но подходы к этому делу у них были совершенно разные.
Конечно, Арквейд ни в коем случае не занималась психологическим анализом каждого встречного человека специально; просто так получалось.
Встреча закончилась демонстрацией силы Виктории и появлением Алукарда, внесшего полную неразбериху в ситуацию, и без того находившуюся на грани комедии. Затем Уолтер, появившийся следом за Алукардом в комнате, подал Интегре письмо из Ватикана, и хозяйка быстро удалилась в свой кабинет. Тут же поспешно откланялась и Виктория; Арквейд, не желая привлекать к себе лишнее внимание, последовала за ней. Она не успела уйти далеко, — перед ней как из-под земли появился Алукард. Он сказал со своей извечной усмешкой:
— Я вижу, вы уже чувствуете себя в особняке как дома.
— Вовсе нет, — возразила Арквейд. — Как дома я себя чувствовать нигде не могу, увы.
— Вот как? Что ж, этого можно было ожидать. Надеюсь, вы уже оправились после вчерашнего. Полнолуние, как вы помните, будет уже следующей ночью. Думаю, нам стоит сначала разобраться с Неро Хаосом, — и сделать это уже сегодня.
— Он все равно не даст нам расслабиться, — пожала плечами бывшая принцесса. — Он, вероятно, считает, что двадцать седьмого августа Роа атакует нас. Неро это не нравится, ведь такой расклад разрушит все его планы... независимо от того, кто победит — мы или «Змей Акаши».
— Понимаю. Однако не захотят ли эти двое объединить усилия? — Глаза Алукарда сощурились за оранжевыми стеклами очков. Сам он был одиночкой, но в такой ситуации, несомненно, объединился бы на месте Вальдамьонга и Хаоса.
— Сомневаюсь. Возможно, такой союз был бы возможен, если бы речь шла о войне против вас, Алукард. Но когда дело касается меня... У них немного не совпадают цели, — тут у Арквейд неожиданно вырвался какой-то извиняющийся смешок.
— Так они все-таки могут объединиться, — покачал голой Алукард, — чтобы убрать меня. А потом уж они решат между собой, что делать с вами.
Эти слова заставили лунную принцессу задуматься. А ведь правда, могут и объединиться... Это означает, что сегодня ночью битвы им не грозят.
— Не стоит терять бдительности, — все-таки выдавила из себя Арквейд, пораскинув мозгами.
— Конечно-конечно, — улыбка Алукарда стала зловещей. — Черные Шляпы не дремлют, верно?
Арквейд не успела ничего ответить на это, — Алукард резко повернулся на каблуках и пошел прочь, громко стуча сапогами по полу. Наверное, он исчез, как всегда, потому что Арквейд быстро потеряла его фигуру из виду, словно тени поглотили его. Фокусы этого выскочки то раздражали ее, то веселили... видимо, на такую двойственность восприятия вся театральность этого мертвого апостола и была направлена.
Этажом выше Интегра закончила читать письмо от Энрико Максвелла. Похоже, тот быстро справился со своею опалой, поскольку приглашал сэра Интеграл встретиться в Британском Музее через пару недель. Чего этот прохвост, глава тринадцатого отдела Искариот, хочет от нее? Интегра сильно сомневалась, что этот человек желает посетить Лондон просто из праздного любопытства или чтобы унизить Интегру. Хотя кто его знает? Что ж, в любом случае, не стоит отказываться, нужно написать ответ...
В висках главы Хеллсинга билась только одна неприятная мысль: не слишком ли много в столице посланников Ватикана? Насколько Интегра могла судить, сейчас Искариоты лезут не только в дела Ордена протестантских рыцарей, но и Агентства Погребения. Нужно будет известить мисс Сиэль. Возможно, это не оставит равнодушной экзекутора; Интегра также не сомневалась, что ее руководство сей факт тоже заинтересует. В конце концов, они столько сил потратили, выбивая для своего представителя разрешение на присутствие в Британии, — даже привлекли внимание Папы. Сэр Хеллсинг почувствовала, как в груди ее расцветает какое-то новое чувство, — неужто азарт? Да, будет интересно посмотреть на то, что получится, если столкнуть лбами Отдел и Агентство.
Интегра порылась у себя в ящиках и извлекла на белый свет два листа плотной писчей бумаги. Выбрав подходящую перьевую ручку, она быстро написала сначала письмо Элезии Сиэль, затем — ответ Максвеллу, после чего вручила оба листа Уолтеру с тем, чтобы тот незамедлительно занялся их отправкой.
Только покончив с этим делом, Интегра позволила себе немного расслабиться. Однако пока ее тело отдыхало, мысль работала с прежней четкостью. Со всеми этими происшествиями, Арквейд Брюнстад, Михаэлем Роа и Элезией Сиэль, а также Неро Хаосом, который прошлой ночью вырезал целую гостиницу под носом у Алукарда, они успели забыть о собственных проблемах. Это непозволительно. Хеллсинг ничего не знает о своих врагах, кроме этого единственного слова — «Миллениум». Если бы не Уолтер, кто знает, сколько бы еще Интегра тянула с расследованием. Пора приниматься за дело.
С этими мыслями глава организации поднесла ко рту сигару и щелкнула зажигалкой. Под руку попались какие-то документы, принесенные Уолтером утром. Интегра поправила очки и погрузилась в чтение. Так, в тишине и спокойствии, прошло немало времени — почти два часа. От работы Хеллсинг отвлек Уолтер. Деликатно постучавшись, он бесшумно зашел в кабинет, неся на лице свою извечную полуулыбку, и проговорил:
— К вам вновь гости, сэр.
— Дай угадаю, — с мрачной усмешкой откликнулась Интегра, глядя на дворецкого поверх холодных стекол очков. — Элезия Сиэль, так? — дождавшись утвердительного кивка, она пренебрежительно фыркнула. — В этом весь Ватикан! Как можно являться в чужой дом, даже не уведомив хозяев?
— С вашего позволения, сэр, — в голосе мистера Дольнеза зазвучали мягкие нотки, призванные утихомирить вспыльчивый, раздражительный нрав его госпожи, — это не так. Мисс Сиэль уведомила меня о своем приходе и также испросила позволения привести с собой еще одного гостя. Поскольку я не хотел отвлекать вас от работы, я позволил себе не сообщать вам об этом до их прихода. Однако, как мне кажется, мисс Сиэль и ее спутник желают увидеть не вас, а Арквейд Брюнстад.
— Вот как? — Смягчившись, Интегра расслаблено откинулась на спинку кресла. — Что ж, вряд ли приход мисс Сиэль не имеет под собой серьезных оснований. Пусть наши гости устроятся в гостиной, Уолтер, а я спущусь через пять минут. И предупреди мисс Брюнстад о посетителях.
— Конечно, сэр, будет исполнено, — Уолтер повернулся и отправился выполнять поручения, в которых, в общем-то, не было никакого смысла, — он и сам бы прекрасно справился. Однако хоть Интегра и не хотела этого признавать, она была немного уязвлена тем, что ее дворецкий делал что-то, не посоветовавшись с ней, своей хозяйкой. Самодеятельности от подчиненных, тем более таких верных, как Уолтер, Интегра не могла снести так легко. Ей хватало одного только Алукарда, ведущего себя так своенравно, что она поневоле сумела с этим как-то свыкнуться и смириться.
Тем не менее, сделанного не воротишь. Тем более что Сиэль здесь явно по делу, — не просто же так она притащилась в особняк, чтобы увидеться с Арквейд. Кстати, откуда она узнала, что истинный предок сейчас у них? Видимо, у ватиканских экзекуторов свои методы... Интегра нахмурилась: ей не нравилось, что кто-то сует нос в дела ее организации, особенно если это католическая ищейка.
Как бы то ни было, тратить время на размышления было бесполезно; нужно спуститься и самой все узнать. Сэр Хеллсинг поднялась на ноги и вскоре уже входила в распахнутую настежь дверь гостиной. Гости поднялись ей навстречу. Рядом с темноволосой Сиэль, одетой сегодня в обычную одежду и зачем-то напялившей на нос очки, стояла еще одна девушка, на вид ровесница Элезии, может быть, чуть ее старше.
— Добрый день, — поприветствовала гостей Интегра без особой сердечности в голосе. Словно не заметив этого, экзекутор чуть поклонилась и проговорила с улыбкой:
— Здравствуйте. Прошу прощения за вторжение, — она сделала паузу и бросила взгляд на свою спутницу. — Позвольте представить вам: Сион Эльтнем Сокарис, алхимик из Атласа. Быть может, вы слышали об этом подразделении.
Все плохое настроение Интегры мигом улетучилось, сменившись профессиональным интересом. Так-так, это необычно. Атлас? Хм, кажется, ей доводилось слышать что-то подобное, очень, очень давно. Возможно, отец рассказывал? Кто знает? Вот, память услужливо приоткрывает завесу над сведениями, до которых ранее Интегре не было никакого дела. Знания волнами всплывают в голове, выстраиваясь ровными цепочками, стройными рядами, собираясь, словно кусочки мозаики. Атлас. Да, она помнит. Одно из трех подразделений Ассоциации Магов, находящееся в где-то в Египте. Алхимики, вольнодумцы, практически стоящие на пороге технократии, и, тем не менее, поддерживающие неплохие отношения с католической Церковью, балансирующие на краю лезвия, ревниво оберегающие свои знания.
Интегра протянула руку и представилась:
— Интеграл Вингейтс Хеллсинг. К вашим услугам, мисс Сокарис.
— Эльтнем, — поправила Сион и пожала протянутую руку. Ее холодные, отливающие лиловым глаза встретились со взглядом Интегры, и обе сразу поняли, что их что-то роднит. Обе были аналитиками от природы, у обеих математический склад ума, нрав, меняющийся от спокойного и отчужденного до взрывного и неуправляемого. В чем-то они, несомненно, отличались: скажем, Сион до поры до времени приглушала лидерские качества, а возможно у нее их и вовсе не было, поскольку она вела одинокий образ жизни и редко когда жалела об этом.
— Прошу прощения, мисс Эльтнем, — откликнулась Интегра, и их руки разошлись.
Но Сион как будто не услышала ее. Все внимание алхимика сосредоточилось на том, что происходило за спиной у хозяйки дома. Хеллсинг обернулась и увидела Арквейд, стоящую в дверях.
— Истинный предок... — пробормотала Сион. Почудилось ли это, или Интегра действительно услышала в ее голосе благоговение?
— Здравствуйте, — Арквейд подошла к ним, как всегда озаренная беспечной улыбкой. — Элезия, ты узнала, где я, и пришла меня навестить? Как это мило.
— Ты заставила меня поволноваться, Арквейд Брюнстад, — совсем другим тоном, холодно проговорила в ответ экзекутор. — Не слишком-то приятно, знаешь ли, прийти на место работы и узнать, что там все подчистую разрушено. Скажи мне, пожалуйста, это ведь не ты расправилась с той гостиницей, верно?
Лицо Арквейд помрачнело. Она ответила тихо:
— Нет, это не я. Это десятый прародитель.
— Неро Хаос? — Ахнула Сиэль, не скрывая изумления. — Он-то что здесь забыл?!
— Истинного предка, — сумрачно пробормотала бывшая принцесса, отводя взгляд в сторону. — Хочет присоединить меня к своему зверинцу, вот и съел всех, кто был в гостинице, чтобы набраться сил после того, как столкнулся с нами — со мной и с Алукардом.
Глаза Интегры сузились, и Арквейд едва не хлопнула себя ладонью по лбу. Ни она, ни Князь Нечисти не посвящали охотницу на вампиров в подробности того, что происходило вчера вечером. Теперь Алукарду точно достанется.
— Только его нам не хватало, — сокрушалась тем временем сотрудница Агентства, не замечая бушующих в собеседницах чувств. Вдруг она опомнилась. — Точно! — Экзекутор виновато повернулась к алхимику, о которой в пылу беседы все забыли. — Знакомься, Арквейд, эта леди — Сион Эльтнем Сокарис, Атласия. Говорит, что ищет тебя, так что я привела ее сюда.
Арквейд смерила девушку удивленным взглядом и переспросила с недоумением:
— Атласия? Что алхимику из «Гигантской Ямы» понадобилось от меня?
— Я... — Сион запнулась, не зная, как начать разговор. Совсем не такой она представляла себе принцессу Брюнстад, последнюю из истинных предков. Она бросила взгляд на Хеллсинг, не зная, стоит ли посвящать ее в подробности этой истории.
— Давайте присядем для начала, — вмешалась Интегра, безошибочно прочитав все, что скрывалось за взглядом Сион, и первая устроилась в одном из кресел, стоящих вокруг низенького журнального столика. Таким образом, она продемонстрировала, хоть сие было и не слишком вежливо, свое нежелание покидать гостиную. В конце концов, это ее дом.
Сиэль и Арквейд послушались ее и заняли места друг напротив друга. Только одна Сион замешкалась, но все-таки присела под выжидающим ледяным взором хозяйки дома. Дворецкий принес чаю, и только тогда, сжав в руках горячую, исходящую паром чашку, девушка-алхимик почувствовала себя увереннее.
— Я пришла за помощью, — проговорила она после паузы. Девушка с неохотой отпила глоток чая и с такой же неохотой начала говорить. Поначалу ее рассказ был довольно бедным, предложения отрывистыми, тон безразличным, однако вскоре она слегка разошлась и заслужила к своей истории больше внимания, чем могла рассчитывать. Даже Сиэль, уже слышавшая этот рассказ вчера, казалось, навострила уши. Когда же Сион кончила говорить и жадно приникла губами к чашке, пытаясь смягчить пересохшее горло, в комнате воцарилась тяжелая, душная тишина.
— Значит, ты из рода Зепии Эльтнем Оберона? — Арквейд, наконец, решилась нарушить молчание. Сион в ответ кивнула и проговорила, опустив чашку:
— Да, это так. Он мой дед.
— Зепия Оберон... — пробормотала Интегра, словно пробуя это имя на вкус. — Кто это?
— Один из сильнейших вампиров в истории, — мрачно откликнулась Сиэль. Арквейд кивнула:
— Он тринадцатый прародитель мертвых апостолов. Его называют Татари, Ночью Валахии. В прошлом он был гениальным алхимиком, имя его семьи гремело по всему миру. Но он зашел в своих исследованиях слишком далеко, перешел черту, и Атлас отвернулся от него.
— И по сей день семья Эльтнем еще не избавилась от позора, — голос Сион был совсем безрадостным. — А когда он стал еще и мертвым апостолом, дела наши пошли совсем плохо...
— Татари — это чистый страх, — продолжала объяснять Интегре Арквейд. — Он может скопировать любое создание с любыми его способностями.
— Даже истинного предка, — предположила Сиэль.
— Думаю, да, — принцесса Шинсо опустила голову. — Пятьсот лет назад он воспользовался дурной славой валашского князя Дракулы, создав ужасающий кровавый образ, и тем самым приобрел огромное могущество. Потому его и называют Ночью Валахии.
— Незаслуженно, — выдохнула Интегра, и в ее синих глазах появились нехорошие огоньки.
— Да, может быть, — неохотно согласилась Арквейд. — Однако это не делает его менее опасным. Но речь не о нем. Верно, Сион? Пришла ты не для того, чтобы поведать нам историю своих корней.
— Все верно, истинный предок, — Эльтнем выпрямилась в кресле и впилась взглядом в темно-алые глаза бывшей принцессы Шинсо. — Я пришла, чтобы попросить тебя о помощи. Я... была укушена Татари. Я медленно превращаюсь в подвластное ему чудовище.
Во второй раз в гостиной воцарилось гнетущее молчание. Словно белая мгла, сомкнулась тишина над сидящими в комнате. Тяжелая, как покрывало, и душная, как воздух перед грозой, она пустила тугие корни в их легких, мешая дыханию. С трудом, едва справляясь с непокорной речью, Сион заговорила снова:
— Вампирский импульс... У меня все меньше сил сопротивляться ему. Однако я последние три года вела исследования, и...
— Три года? — повторила за нею пораженная Арквейд. — Ты сопротивлялась импульсу три года?
— Да. Обращение пошло медленнее, но сейчас мои силы уже на исходе. Я не знаю, сколько еще смогу выдержать. Если очень повезет — полгода, но не более того. Вот почему я пришла к тебе, истинный предок. Только ты можешь мне помочь.
— Сомневаюсь, что я что-то могу сделать, — покачала головой Арквейд. — Нельзя остаться человеком, когда вампирский яд уже разъедает твою кровь. Увы, я ничем не смогу тебе помочь, Сион Эльтнем.
Казалось, такой категоричный отказ поразил девушку-алхимика в самое сердце. На ее бледных щеках выступили красные пятна, а на глазах едва не показались слезы гнева. Но она справилась с собой. Чудовищным усилием воли она заставила свое сердце биться ровно, а кровавую пелену отступить от взора. Она тяжело вздохнула, после чего проговорила почти спокойно:
— Согласно моим исследованиям это не так; я потратила три долгих года, скрываясь от Атласа и Ватикана, на изучение вампирского вопроса. Я считаю, что раз люди становятся мертвыми апостолами, то процесс можно повернуть вспять и превратить вампира обратно в человека.
Но Арквейд только покачала головой.
— Я не храню всех знаний истинных предков, но вряд ли даже мудрейшие среди древних детей Багряной Луны смогли бы помочь тебе, Сион Эльтнем. В конце концов, они, несмотря на свою хваленую мудрость, не смогли подавить импульс даже в самих себе. Единственное, что они могли — бороться, постоянно, бесконечно бороться со своей про́клятой природой.
— Да, тебе не остается ничего, кроме как бороться, — согласилась с истинным предком Сиэль. — Удивительно, что тебе удалось продержаться так долго.
— Татари не призывал меня; потому я смогла... — Атласия осеклась. — Однако стоит только Ночи Валахии вновь появиться в небесах нашего мира, и я, вероятно, перестану контролировать себя, перестану быть самой собой. Я его птенец. Мне уготовано его безумие. Вот ты, — она неожиданно ткнула пальцем в сторону экзекутора, — ты ведь была вампиром, а потом перестала, верно?
— Не совсем так, — Сиэль опустила голову. — Не я была вампиром, а воплотившийся во мне Роа Вальдамьонг. Когда Арквейд Брюнстад уничтожила его, я тоже должна была погибнуть... Однако я выжила, и это так же удивительно, как и то, что ты так долго сражалась с импульсом. Когда Роа покинул меня, у меня остались его магические цепи, мистические глаза и бессмертие. Но я не мертвый апостол, потому что никогда им не была, — она подняла взор и твердо взглянула на алхимика. — Я не вылечивалась, потому что никогда не была больна.
Интегра сидела, напряженно выпрямившись в кресле и забыв про остывающий чай. Так вот, значит, как Сиэль была замешана в этом деле. Она была одной из тех детей, которых Михаэль Роа избирал для своего нового возрождения. Сэр Хеллсинг едва заметно кивнула каким-то своим мыслям и включилась в разговор, сказав:
— Все, что я знаю о вампирах, говорит о том, что человек не может перенести укус и остаться после этого смертным. Он или становится упырем, или новым вампиром.
— Возможно, — неуверенно проговорила Арквейд, — если я дам Сион испить своей крови, это задержит процесс обращения.
— Кровь, кому бы она ни принадлежала, всегда ведет к одному и тому же, — возразила ей Сиэль, и Интегра согласно кивнула:
— Верно. Мисс Эльтнем, вероятно, потеряет способность сопротивляться в этом случае. Кровь пробудит ее жажду, и с этого момента управлять ей станет уже невозможно. И от безумия вы таким образом ее не спасете.
— Что ж, — неожиданно проговорила Атласия, чья гордость была уязвлена тем, что на девушку перестали обращать внимание. Поставив чашку на столик, она поднялась на ноги и медленно обвела присутствующих взглядом. Когда она заговорила, голос ее был тих. — Пожалуй, мне пора. Извините, что оторвала вас от дел. Сэр Интегра Хеллсинг, госпожа Арквейд Брюнстад, мисс Сиэль, — ее холодные, отливающие лиловым, глаза останавливались на лице каждой из дам, когда алхимик называла их имена. Помедлив, она добавила: — Прощайте.
Девушка повернулась и направилась к выходу. Они смотрели ей вслед, и никто не попытался окликнуть ее. Сион Эльтнем Сокарис покинула особняк, и только тогда Арквейд пробормотала запоздалое:
— Удачи.
@темы: Marble Moon, творчество